Золотая лихорадка
Шрифт:
Juez de lettras и старший алькальд решили воспользоваться пребыванием французов в Гуаймасе, чтобы внушить спасительный страх негодяям, в которых не было недостатка в городе. Поэтому они просили графа поставить караулы из своих людей в важнейших точках города и назначить патрули, которые ночью будут обходить улицы и охранять спокойствие граждан и общественную безопасность.
Наговорив целую кучу любезностей, достойные мексиканцы высказали наконец свою просьбу. Граф с улыбкой ответил им, что он с удовольствием готов отдать себя в полное распоряжение мексиканского правительства и что если они считают его помощь
Представители магистратуры принялись горячо благодарить его и, обрадованные тем, что граф легко согласился исполнить их первую просьбу, осмелились обратиться к нему со следующей.
Последняя, по их мнению, была более деликатного свойства, и в душе они были уверены, что получат отказ.
Просьба их заключалась в следующем.
Церемония праздника тела Господня считается одной из самых важных в Мексике. Праздник, для которого население не жалеет никаких расходов, чтобы только отметить его как можно пышнее, в этом году должен был состояться как раз через несколько дней после прибытия французов в Сонору.
И вот городские власти решили просить графа распорядиться стрелять из французских пушек во время прохождения процессии по улицам города.
В форте Гуаймаса было много и своих пушек, но только, к сожалению, у этих пушек не было лафетов, и к тому же они все так заржавели, что никуда не годились.
По понятиям мексиканцев, в такой торжественный праздник недостаточно одного только колокольного звона, и церемония много потеряет, если при этом не будет салюта из пушек.
Мексиканцы и не подозревали, какое удовольствие доставили они графу, обратившись к нему со своими просьбами. Ему и самому хотелось предложить это хозяевам города.
Дело вот в чем. Со времени открытия золотых россыпей в Сан-Франциско набралась такая масса всевозможного разношерстого люда, что пришельцы не замедлили оказаться в значительном большинстве. Из-за этого Калифорния считалась населенной чуть ли не исключительно всевозможными преступниками, которые особенно жестоко давали о себе знать в соседних портах Тихого океана, куда они налетали, как хищные птицы. Графу очень хотелось в интересах своей экспедиции доказать жителям Соноры, среди которых ему придется жить, что французские эмигранты не имели ничего общего с преступными шайками и что отряд, находившийся под его командой, состоял из людей честных, твердо решивших везде, куда бы случай ни забросил их, вести себя дисциплинированно и никогда не оскорблять мексиканцев.
Вторая же просьба имела еще большее значение в глазах графа. Невежественные и суеверные мексиканцы, как это ни грустно, почти совсем не имеют понятия о католической религии, которую они исповедывают. Но они страшные фанатики и простят скорее убийство, чем самое незначительное оскорбление, нанесенное их верованиям.
Фанатизм, который старательно поддерживался со времен испанского владычества, имел целью удалить от берегов Новой Испании иностранцев, то есть англичан, которых очень боялась испанская корона.
В то время англичане были единственными европейцами, осмеливающимися посещать испанские колонии.
Монахи воспользовались несходством религии деятельных островитян и своей собственной 90
Легковерные, как дети, индейцы с закрытыми глазами принимали на веру всякую ложь, которую заблагорассудится выдумать монахам, и для них каждый чужестранец был англичанином, то есть еретиком, или gringo.
90
Большинство англичан являются протестантами, в то время как мексиканцы — ревностные католики.
Объявленная независимость, привлекшая в Мексику иностранцев всех национальностей, ничего не изменила в их убеждениях. Не так легко уничтожить предрассудки, укоренившиеся веками. Мексиканцы все так же продолжали видеть в каждом иностранце англичанина и считали их всех еретиками. Этим легко объясняются глухая ненависть, ясно прорывающаяся при каждом удобном случае, и тайный ужас, испытываемый ими при виде всякого европейца.
Собираясь в скором времени проникнуть в глубь Мексики, где ему придется проезжать по местам, населенным легковерными и невежественными фанатиками, с которыми чрезвычайно важно жить в мире и не подавать повода к ссоре, граф был очень рад дать блестящее и неопровержимое доказательство того, что французы не только не гринго, но, наоборот, такие же добрые католики, как и жители Соноры.
Итак, он с удовольствием изъявил свое согласие исполнить просьбу городских властей, хотя и допускал, что, обращаясь к нему с этой просьбой, они хотели расставить ему ловушку. Граф ответил, что во время шествия процессии не только будут стрелять из пушек, но и сам он желал бы принять участие в процессии со всем своим отрядом, потому что французы — католики и с удовольствием воспользуются случаем послужить чтимой ими церкви.
Высказав наконец все свои просьбы, представители магистратуры с изъявлениями глубочайшей признательности и уважения распрощались с графом.
Дон Луи мог наконец вздохнуть свободно; разговор продолжался слишком долго. Но граф убедился, что не все еще кончено.
Дон Антонио и его неразлучный друг полковник Флорес не хотели так легко выпустить добычу и ушли только тогда, когда граф дал им обещание быть в тот же вечер со своими офицерами на банкете, который устраивал дон Антонио по случаю прибытия французского отряда.
Граф дал слово, и его наконец оставили в покое.
Теперь, с того момента, как отряд прибыл в Гуаймас, к началу первого этапа пути к золотым россыпям, экспедиция носила уже серьезный характер. Первое препятствие было пройдено. Людям нужно дать отдохнуть несколько дней и затем отправляться дальше.
Пользуясь первым впечатлением, произведенным французами, граф, не теряя ни минуты, представил властям свои бумаги и довольно легко получил пропуск для следования в глубь страны.
Прошло несколько дней. Жители Гуаймаса были от французов в восторге. Больше всего мексиканцам нравилась их веселость. Привыкнув видеть только оборванных и распущенных мексиканских солдат, жители Гуаймаса не могли не восхищаться прекрасной выправкой, военной осанкой и безукоризненной ловкостью, с которой иностранцы выполняли все военные построения, но больше всего им пришлось по вкусу искусство, с которым чужестранцы владели оружием.