Золотая ложь
Шрифт:
Его взгляд был ясным и прямым. Виктория почувствовала себя неловко, но она не из тех, кто признает свою неправоту. Не прав он. Так почему же она чувствует себя так, будто обязана объяснить или оправдать свои действия?
– Не сваливай все на меня.
– Разве я это делаю? – удивился Дэвид.
– Я никогда не обманывала тебя. Никогда не изменяла тебе.
– Ты никогда никого не хотела. Ты испытывала страсть, верно. Но объект твоей страсти – семейный бизнес. Вот почему ты не обманывала меня. Вовсе не из верности. Тебе до отчаяния нужно было удержать свой статус. Вот она, твоя истинная любовь. Единственная.
– Неправда, –
– Ты закрывала передо мной дверь своей спальни, – напомнил Дэвид. – В тот день, когда умерла Элизабет, ты отвернулась от меня. И потом всю неделю ты каждый вечер шла в свою комнату одна, и каждое утро, когда ты выходила, ты все больше отдалялась от меня. Похожее происходило с моим отцом. Когда мои мать и сестра погибли в автокатастрофе, он отвернулся от меня. Он не мог любить меня, потому что я выжил. Точно так же и ты не могла меня любить, потому что Элизабет ушла, а я все еще здесь.
Слова мужа потрясли ее до глубины души. Это истина, которую она не могла опровергнуть. Виктория прижала руку к груди, чувствуя тупую боль в сердце. Через минуту она сидела на краю кровати, глядя в глаза мужчине, которого таким прежде никогда не видела.
– Ты никогда не говорил этого раньше.
– Надеялся, что ты поймешь сама. Ты чертовски умна во всем остальном.
– Я… Я никогда не хотела, чтобы ты умер вместо нее.
– Это уже не имеет значения, не так ли, Вики? Мы это сделали. Мы трудились над этим в течение долгого времени. – Дэвид усмехнулся. – Что мы пытаемся выяснить? Что нам осталось? Почему бы тебе просто не дать мне развод и не объявить об этом? Ты можешь получить магазин. Ты можешь иметь все, что хочешь.
– А ты? – спросила она. – Ты будешь иметь ее?
– Я доставил Жасмин больше боли, чем когда-нибудь тебе, – сказал Дэвид с жестокой честностью. – Я использовал ее для собственного удобства, а она дарила мне дружбу и доброту. Когда она забеременела, я дал ей деньги на аборт, она бросила их мне в лицо. Когда Жасмин родила Алису, я предложил посылать ей деньги, но она отказалась. В течение многих лет я не давал Жасмин или нашей дочери ни единого цента. Наконец она сломалась. Ей понадобилась помощь. Семья отвернулась от нее из-за рождения внебрачного ребенка, тем более что она забеременела не от китайца. Поэтому я послал ей несколько долларов, которые она попросила, и ни цента больше. Я никогда не видел Алису, даже издали на детской площадке. Жасмин не хотела, чтобы я смутил дочь, и я не мог предать… – Он потер тыльной стороной руки глаза, подозрительно влажные.
Виктория еще не оправилась от его предложения о разводе, она едва могла следить за его словами, льющимися из самого сердца. Плотину
Все обрело смысл. Даже, в некоторой степени, его любовное приключение. В глубине души она честно признавалась себе, что отвернулась от мужа. Она испытывала печаль, депрессию и боль и просто не хотела чувствовать что-нибудь еще.
– Я не жду, что ты простишь меня, – устало сказал Дэвид. – Я слишком стар, чтобы начать все заново, что-то изменить, сделать лучше. Я чертовски стар.
Вот она, причина, почему она не любила его таким.
– Ты такой слабак, Дэвид. Почему ты никогда не борешься за то, что хочешь? Почему ты не пытался завоевать внимание отца, мое внимание? Почему не боролся с Жасмин, чтобы увидеть собственную дочь? Почему ты всегда сдавался, искал легкий путь?
– Потому что я никогда не побеждаю, даже когда пытаюсь.
– Вряд ли ты пробовал. Ты обвиняешь себя, так как полагаешь, что тебя обвинят другие. Я думаю, ты из тех, кто не в силах пережить трагедии.
– Ты слишком долго занималась терапией, Вики, – устало вздохнул он.
– Я занималась терапией слишком долго, – согласилась она. – Теперь я понимаю, что мне она не нужна. А тебе просто необходима. – Виктория поднялась с кровати. – И последнее, Дэвид. Если ты хочешь развода, тебе предстоит адская борьба. Может быть, на этот раз ты узнаешь, на что способен. Хоть раз в жизни докажешь, что достоин моей любви.
Он коротко и горько рассмеялся.
– Черт, Вики. Знаешь, какая ты сумасшедшая? Ты говоришь, что полюбишь меня снова, если я сумею победить тебя, если смогу заставить тебя развестись со мной.
– Мне нужен равный партнер, а не половая тряпка. Это вызов тебе. Честно говоря, сомневаюсь, что тебя хватит на что-то еще, кроме как сбежать в Китай и там зализывать раны. Думаю, все пойдет тем же путем, что и в последние двадцать лет.
– Посмотрим.
– Да, конечно. Увидим. – Последнее слово Виктория привыкла оставлять за собой.
21
– Не могу поверить, что ты хочешь проникнуть в дом моих родителей, обыскать шкафы и комоды в поисках статуэтки, – сказала Пейдж. – Хуже не придумаешь.
– А ты можешь предложить что-то получше? – спросил Райли, устраиваясь удобнее на водительском сиденье своей машины. – Господин Фонг посоветовал поискать у тех, кто мог иметь дело с подобной статуэткой, и мы решили, что это твой дед.
Он говорил правду, и она уступила. С тех пор как они ушли от господина Фонга, Пейдж думала о том, что ее дед и дед Райли не просто знакомы, а их соединяет что-то еще. Но она ничего не успела выяснить, поскольку пришлось помогать матери, которая устраивала отца в доме после возвращения из больницы.