Золотая муха

Хмелевская Иоанна

— Холера! — не выдержал муж Гражины. — И почему ты не могла мне обо всем этом рассказать? Жили бы как люди, а так не жизнь, а сплошной кошмар.

— Потому что сразу же я начала бояться, — жалобно пояснила Гражина. — Из-за бабули. Какие-то посторонние люди приходили к нам, а бабушка велела мне прятаться от них, пугала — и меня убьют, как родителей. Рассказала, когда я немного подросла, что теперь янтарь принадлежит мне и меня запросто могут убить из-за него, ведь она откуда-то знала, что случилось с моими родителями. А когда запретила мне ездить на косу, я тоже стала догадываться, расспрашивала её, ну она и пояснила: теперь я законная наследница, преступники заинтересованы в том, чтобы не осталось никаких законных претендентов на янтарь. И описала

мне три уникальных янтаря. Ей о них стало известно от одного человека, который хотел заставить её… или меня… подписать акт фиктивной продажи, чтобы создать видимость законности. Уж не знаю, кто это был. Или сам убийца, или нанятый им человек. Короче, им нужна была официальная бумага, чтобы все по закону. Чтобы человек этот был чист, вроде купил янтарь у меня, а об убийстве знать не знает. Извините, пан капитан, сбивчиво рассказываю, но ведь этот разговор о фиктивной продаже был очень давно, вскоре после гибели родителей, я этого сама не помню, мне бабуля объяснила…

— Расскажите лучше о том, что вы сами помните, — попросил капитан.

Гражина, похоже, немного успокоилась, села поудобнее и посмотрела на журнальный столик. Муж поспешил чего-то налить в её бокал и пододвинуть жене. Дануся тоже зашевелилась и тоже внимательно оглядела столик с напитками.

— Фиктивного акта продажи мы не составляли, тот человек исчез, — отпив глоток, сказала Гражина. — Бабуля узнала, что его тоже убили, ну я и стала бояться…

— А пани его видела?

— Кажется, видела, но помню смутно. Вроде бы красивый мужчина, брюнет. На испанца похож. Или на итальянца?..

Теперь и я, непроизвольно вздрогнув, взглянула на столик. Как ни странно, там было из чего выбрать, и когда Дануся успела? Она же и сделала за меня выбор, видя, что сомневаюсь, сама наполнила мой бокал чем-то подходящим случаю. Очень кстати оказалась здесь Дануся!

Гражина продолжала:

— Бабуля очень беспокоилась обо мне, потому и пугала. Отправила жить в Варшаву, подальше от побережья, там я поселилась у её старинной приятельницы, закончила школу, получила аттестат зрелости, стала решать, где дальше учиться. Но бабуля велела мне сначала выйти замуж, чтобы поменять фамилию. Все равно за кого, так говорила, пусть даже будет фиктивный брак, заплатим парню, потом разведёшься с ним, а фамилию оставишь. При рождении мне, как положено, дали два имени, второе Мария, знаете, как пишут в паспорте, куда вносятся оба, — подчеркнуть то, которым пользуются. Встретила вот его (взгляд в сторону мужа) и, на своё несчастье, влюбилась. Но сделала все, как бабуля велела. Сразу сказала — только из-за фамилии выхожу за него, детей у нас не будет, так что вскоре разведёмся, пусть не боится, что навсегда…

— Вот именно! — с горечью подтвердил муж. — Я к ней всей душой, а она мне такие речи… И ведь не объяснила ничего!

— Муж никаких денег не потребовал, — продолжала Гражина, — а мы могли бы заплатить. У нас с бабушкой было достаточно. Мы стали снимать квартиры, часто меняли, жили без прописки…

— Так вот почему вы на Хожёй были так напуганы! — вырвалось у меня.

— Ну да, плевать нам на администрацию, я боялась — вдруг меня разыщет кто из преступников. И вас тоже боялась впустить. Потом долго дрожала — вдруг пани не просто так пришла, вдруг меня искала, вдруг на меня нападут. Но пани ничего плохого мне не сделала, спасибо…

— Господи, да что вы такое говорите! А дальше что?

— А дальше я окончила институт, и мы переехали в Гданьск уже как супруги Петровские. Я старалась избегать старых знакомых, школьных подруг, пыталась изменить внешность, обстриглась, перекрасила волосы, два года мазала их касторкой, чтобы потемнели…

— И помогло? — не выдержала я.

— Ещё как! Вот, смотрите, кто скажет, что крашеные? Как настоящие, правда?

— Ближе к делу, пожалуйста, — попросил капитан.

— Вуз я закончила по специальности «история искусства» и занялась янтарём. К нему меня всегда тянуло, хотя ездила на специализацию в Финляндию, изучала

их мебель… Но вскоре целиком перешла на янтарь. Завела знакомства среди янтарщиков и уже от них снова услышала историю гибели моих родителей. Вот только на косу боялась ездить, этот дом мы специально оформили на дальних родственников мужа… Ох, все это так сложно. Вам нужны эти подробности, пан капитан?

— В самых общих чертах.

— Если в самых общих, то бабуля договорилась с этими родственниками — дом оформим на них, но мы с мужем будем иметь право пользоваться им, конкретно мы, совершенно чужие им супруги Петровские, даже выплатила тем людям какую-то сумму, и все заверили у нотариуса. Ну вот, а если о янтаре…

Через знакомых я общалась и с Лежалом, и с Валтасаром, ведь они известны всем варшавским художникам по янтарю, через них большинство получает сырьё, и знала, что оба продолжают меня разыскивать. Потому и боялась. Потом мы опять переехали в Варшаву, потом в другой город. А туг бабуля умерла. Сумела меня перед смертью вызвать, в последнюю минуту я успела приехать, а бабуля очень волновалась — оказалось, что свои сбережения она держала не в банке, а дома, на улице Тополевой. С банком связываться она опасалась — как бы меня преступники не застукали, когда буду получать после её смерти.

И велела мне, переодевшись санитаркой, съездить на ту квартиру, ну, что на улице Тополевой…

— Знаю, — проговорил капитан.

— Я все нашла, бабуля мне объяснила. И деньги, и её письмо, в котором она писала, где остальные деньги спрятала. Оказалось — вот в этом доме. Сюда я несколько лет не решалась приезжать, только через два года после смерти бабули собралась с духом… И признаюсь вам, не только из-за денег приехала. Мне хотелось увидеть места, где погибли мои родители, я весь лес исходила, нашла ту самую кабанью яму…

Тут Дануся спешно поднесла Гражине ещё одну порцию успокоительного.

Адам решил дать жене время передохнуть.

— Слишком уж в общих чертах она рассказывает, — мрачно заметил он. — Не сказала вам, как три раза из дома сбегала, потом ревела и объясняла — не хотела и меня подвергать опасности. А какой опасности? Я не знал, что и думать. И все уговаривала развестись, пока не поздно.

— А вы не хотели разводиться? мягко поинтересовался капитан.

— А на кой ляд? Ну, если честно, женился на ней с кондачка, толком не подумав, совсем зелёный был, сразу после школы. Нет, она мне нравилась, но не так чтобы очень. Хочет замуж — пожалуйста, я не против, ведь обещала в любой момент дать развод. И детей не заводить. Брак только гражданский, в костёле мы не венчались. А потом я влюбился в неё без памяти, и привет, не нужен мне никакой развод, хотел, чтобы на всю жизнь. И чтобы семья была нормальная, А она — нет и нет! Ссорились мы так, что и не расскажешь. Я же видел — что-то её гложет, тайна какая-то, а мне не говорит. Может, вы ей скажете наконец, чтобы перестала бояться и вообще валять дурака.

— Да я ведь и сама уже перестала, — своим жалобным голосом заметила Гражина.

— А сколько мы натерпелись с этими переездами! — не мог успокоиться Адам. — Живём на два дома, все не как у людей. Я занимаюсь художественной фотосъёмкой, и у меня из-за этого все осложняется. Как вы думаете, с этим покончено?

— Навсегда покончено! — заверил парня капитан. — Лежала убили, не уверен, что вы об этом знаете, а он из них был самым жестоким. Да и разыскивали вас, скорее всего, не чтобы убить, а все-таки тот самый официальный документ получить, о продаже янтаря.

— Может, и так, но ведь сами говорите, этого Лежала кто-то убил? И откуда взялся янтарь под подушкой в нашем доме? Причём недавно взялся, это точно, в мае здесь жили родственники, наверняка бы обнаружили.

Покосившись на меня, капитан ответил:

— Янтарь и в самом деле подбросили недавно, прошлой ночью. Полагаю, убийца Лежала просто вернул его пани Гражине. У нас есть доказательства, что разыскивал он пани с давних пор…

— Вы сказали «убийца»? — дрожащим голосом произнесла я.