Золотая Ослица
Шрифт:
Вторая подхватывает ребенка и на секунду подносит к очкам матери, раздвинув крошечные ножки - чтоб мать сама взглянула на крошечную письку и убедилась в рождении не кого-нибудь, а именно девочки. "Надо же, - говорит мамаша, - дочь"
Высокая красавица-главврач поправляет ее: "Это пока лишь девочка. Дочь еще надо воспитать".
Пока акушерки колдуют с пуповиной, мытьем и взвешиванием, женщина размышляет над словами доктора. Надо воспитать? Наверное надо, что ж поделаешь. Только не так, как воспитывали меня.
Она пытается приподнять голову и взглянуть на те самые исторические ножницы, которыми акушерка десять минут назад
Ей двадцать семь лет. Она полна надежд.
– ...Да-да, - кивает Ли, - это на любителя. Женщинам такое не интересно, они любят другую версию: как трудно и больно рожать, а мужчины этого, дескать, знать не желают, поэтому материнство - свято. Они оговаривают себе эту святость априори. Мужчины пытаются противопоставить этому трудности мужского бытия, но им это, как правило, слабо удается. Потому как женщины в данной святости более солидарны, чем мужчины в мужских трудностях.
– Что ж - не свято материнство?
– грозно
вопросил попутчик.
– Нет. Святы - святые. А это просто работа.
– Вас разорвали бы на части, услышь святые мамаши эти слова, - уверенно сказал попутчик.
– Сколько угодно. Я знаю что говорю. У меня, кстати, дочь. Вполне нормальный человек.
– А откуда вы ее взяли - помните?
– Не я ее, а она меня взяла. Все дети выбирают
себе родителей сами. Слушайте.
***
Как померла первая любовь.Ретро.
Свет очей моих. Подруга, подруга. Надежная, умная. Своя. Родная. Родней сестры, если б у меня была сестра. Сколько ночей проговорили, сколько иллюзий, сколько у нас ясного света впереди, какое чудо, моя подруга, подруга. Все общее, ничего не жаль. С тобой не страшно. Какая ты хорошая.
Июнь. Мы закончили школу. На выпускной бал мне построили алое платье, шитое искристым жемчугом. От мельчайшей бисеринки вверху он спускается к подолу, с каждым шагом укрупняются его капли. Прическа - волосы наверх и оплетены жемчужной нитью. Я просто прекрасна. Я даже пробую пудру. И чуть-чуть помады. И совсем слегка - тушь на ресницы. Я никогда не была так красива.
Мой отец сегодня второй раз в моей жизни пришел в мою школу. Первый раз это было первого сентября в первом классе. Начало и конец: этимологически в русском языке это однокоренные слова. Он такой, мой отец, однокоренной, мой любимый отец. Он хороший.
Мы с ним идем на выпускной вечер. Я горжусь им. Он довольно поглядывает на меня. Все прекрасно. Он не знает, что впереди у меня испытание на последнюю прочность: сегодня заканчивается моя возможность видеть Н ежедневно. Я не смогла увлечь любимого своей любовью. У нас больше не будет времени проверить мои умения. Боже, какой поцелуй не состоялся!
– сокрушаюсь и сокрушаюсь я.
Сейчас нам раздадут документы, Н получит золотую медаль, поскольку дюже умный, выносливый и терпеливый. И не умеет проигрывать.
Напоследок я люблю его с ураганной, можно сказать, силой. Выглядит это примерно так: мы сидим за праздничным столом, установленным в спортивном зале школы. Н - рядом со мной, по левую руку. Это судьба так шутит. Он вежливо угощает меня черешней из алюминиевой миски. Подливает шампанского. Мое левое плечо немеет от желания прильнуть к его правому. Получаются странные поминки: покойник сначала присутствует
А потом бал. Что вы думаете - он еще и танцевать со мной пошел! Кинул косточку. Этот тур навек запечатлен в анналах. Его руки лежат на моих плечах; мои руки осязают шерстяные рубчики его пиджака и готовы приклеиться к рубчикам навсегда. Я умираю от любви. Уже никаких других желаний - только бессмертная любовь. Сердце в груди бьется. Как птица. Увеличивается и заполняет весь объем. Я - сплошное сердце. Я прикасаюсь к моему ненаглядному пиджаку непосредственно сердцем, а не пальцами.
Окружающий бальный народ с любопытством смотрит на нас, все всё знают. Моя любимая подруга по окончании тура говорит, что у меня было абсолютно белое лицо и она даже готовилась подхватить меня, если я упаду в обморок. Но я не упала, очень хорошо, нельзя же так, дорогая моя.
После бала - спуск на воду. Это означает, что на набережной нас ждут фейерверк, рассвет и катание по водохранилищу на пароходах. Шествие от школы, всем миром. У меня побаливают в кровь растертые новыми туфлями ноги. Я не в силах обратить на это внимание, поскольку у меня как бы нет уже ни ног, ни рук, одно сплошное сердце и, может быть, еще немного - губы.
Идем к воде по ночному городу, быстро превращающемуся в утренний. Я плыву в окружении своих друзей, он, Н, топает сам по себе. Иногда его задевают попутными разговорами мимо проходящие группки и компашки. Между нами метров пять. Он впереди, мы позади. Вот-вот за поворотом блеснет утренняя вода. Пришли на набережную. Загрохотали салюты. Впереди - трап на белый пароходик. Я держусь за подругу, свет очей моих. За родную и любимую, которая в момент приближения к трапу забирает у меня свою надежную и верную руку, ускоряет свои шаги и у самого начала трапа, под россыпью феерических огней действительно шикарного салюта, догоняет Н. Они вместе восходят по трапу. Она держит его под руку и напевает брачный марш господина Мендельсона. Феерические звездочки все до единой посыпались прямо в мои глаза...
Описать мои ощущения или не надо?
Через пять лет они действительно поженились. А меня пригласили свидетелем на свадьбу. И я там была. Правда, о ту пору мне было не до них. Я твердой рукой подписалась под их союзом, бестрепетно сплясала и весело напилась. Впереди была еще целая жизнь.
– ...Н-да, голубушка. Подозреваю, что просто так это не кончилось, - сказал попутчик.
– Как раз это - просто так и кончилось. Потом было уже совсем другое. Но, конечно, трапом по голове потом получили все участники похода. Не все - от меня, но получили все. Вот такие пироги. После этого надо было жить. Причем жить как можно лучше. Любить, в конце концов.
– Удалось любить?
– спросил попутчик.
– Ого-го как удалось. До смерти.
– Отдохните. Я тут кое-что вспомнил, - он быстро полистал свою темно-бордовую книжку.
– Вот, нашел...
***
Шестой рассказ ночного попутчика
Дело было во сне, который однажды ей приснился.
Сумрак большущего зрительного зала. На сцене под софитами - оратор. Под оратором - трибуна. На трибуне - книжища. Из любого кресла в зале видно, какая она большая и серьезная.