Золотая паутина (др. изд.)
Шрифт:
И вот теперь Андрей Воловод ехал на завод в раздерганных чувствах и мыслях. Корил себя, что не проявил все же принципиальности и настойчивости, сам не довел дело до конца. Надо было тут же отправиться на «Электрон», найти эту Долматову, посмотреть ей в глаза, спросить. А он ограничился объяснением с Долматовой по телефону. Да и то спустя время. Не иначе как Сапрыкин вернулся на завод, все рассказал Долматовой, а с той — как с гуся вода. Поезд, как говорится, ушел, элемент внезапности теперь не сработает. Как-то Альберт Семенович легко к этому делу подошел. Да и по автоцентру неясно: факт спекуляции запасными частями — налицо, а Битюцкий… А, что теперь! Был бы он не так
Нет-нет, что это он? Покатить бочку на Битюцкого? После всего того, что он для него, Андрея, сделал?! На работу в управление взял, с квартирой помог, по службе продвигал… Свинство с его, Воловода, стороны даже думать так…
Троллейбус громыхнул дверями на нужной Воловоду остановке, Андрей вышел в дождь, зябко повел плечами: хоть и идти до проходной «Электрона» недалеко, а все равно, сегодня было бы приятнее посидеть в своем кабинете, в привычном уюте и относительном тепле. К тому же бумаг много скопилось, надо было разобраться в них.
Глава пятая
Сапрыкин поступил именно так, как и предполагал Воловод. Отпущенный милицией, он вернулся на завод, сказав охраннику на воротах, что у него что-то с рулевым управлением, ехать нельзя, мусор он отвезет завтра. Бросив КамАЗ, Семен побежал к ближайшему телефону; приглушив голос, сказал Долматовой, что так, мол, и так, Валентина, напоролся я сегодня с бутылями и мешком на самого начальника БХСС, дело серьезное. Говорил он, конечно, не напрямую — иносказательно: бутыли назвал «пузырьками», а детали «побрякушками». Но Долматова хорошо его поняла, ахнула на том конце провода, тут же назначила встречу — в заводском скверике, у Доски почета, есть там укромная лавочка. Через несколько минут они сидели рядом, на свежевыкрашенной скамье, говорили полушепотом, настороженно поглядывая по сторонам. Засиживаться им нельзя, обратят внимание, но и не обменяться мнениями, не договориться о дальнейших своих действиях тоже было нельзя.
— Капнул кто-то, Валентина, — кашлянул от переживаний Сапрыкин. — Прямо к дому твоему подкатили, а я, дурак, и не видел. '
— Похоже, — думала вслух Долматова. — Но кто прознал? Я ведь никому, Семен, сам понимаешь
— Из девок твоих… никто, а?
— Нет, что ты! Себе хуже делать?! Нет, Светка с Нинкой не вякнут.
— А прапор твой? Ты же говорила, что недоволен он.
— Да не то что недоволен. Трусит он, боится. Говорит: хватит, мол, Валентина, попадешься. Уговаривал бросить, был такой разговор однажды.
— Ну вот, видишь. За этими мыслями…
— Да нет, Семен, Толька не скажет. Кто-то еще.
— Кто? — лицо Сапрыкина исказилось злобой. — Ни одна собака не видела, как я грузился. Все продумано, отработано, не первый год, Валентина.
— Тише, Семен, люди вон… Ты тоже хорош. Сказал бы, что мешок этот в контейнере и был, выбросил кто-то. У меня по документам все в порядке, я бы отказалась. Пусть бы в цехах искали, рубят-то микросхемы сам знаешь где.
= «Сказал»! Как бы не так! — шипел Сапрыкин.
–
А зачем тебе в сарай понес? Если б просто в контейнере лежал…
— Да-а, влипли мы, Сеня-а…
— Не паникуй, дура! Раз у тебя с документами все в порядке, то… придумать надо что-то. Придумать!
Лихорадочный
Многозначительное это «вообще» сулило им обоим неприятности уже с этой минуты. Но ничего не случилось в этот день. Правда, минут за пятнадцать до конца смены раздался звонок, капитан из БХСС вежливо пригласил ее прийти завтра к начальнику управления товарищу Битюцкому, пропуск ей будет заказан. И Валентина так же вежливо и спокойно ответила, что обязательно придет. За минувшие два часа она придумала, кажется, неплохое и убедительное объяснение и с кислотой — да, просила на аккумулятор литра два-три, — и со злосчастным этим мешком: Сапрыкина она знает, понятно, на одном заводе работают, он ей позвонил уже с улицы, дескать, в контейнере нашел детали, кто-то подбросил. Она и сказала: раз не хочешь возвращаться, то завези ко мне домой, я потом принесу их на завод. Тебе все равно заезжать с кислотой… А откуда же она знала, что он две бутыли припрет, ей столько и не надо! И мешок этот… Отходы от деталей заводские, их надо было вернуть, а откуда они взялись в контейнере — да черт его знает. Вот вы, милиция, и ищите. А лучше пусть наши, заводские, поищут да признаются… В ее изоляторе брака никаких недостач нет, все накладные и сопроводительные листки оформляются как положено, ведется журнал, работают они коллективом, несут коллективную ответственность, народ у нее честный, проверенный…
И все же сердце Валентины тревожно билось, когда она торопливо шла домой, поминутно оглядываясь: не шпионит ли кто? Она даже знала по детективным фильмам, что следить за кем-то называется «сесть на хвост», но «хвоста» этого, кажется, не было, да и зачем теперь? Милиции надо было брать их с Семеном сразу же, а они медлят, значит, есть надежда, не все еще потеряно, Валентина.
Черная «Волга» Сапрыкина стояла уже под березами, у продмага, Семен вышел как раз из дверей, держал в руках пачки сигарет. (И зачем набрал столько? Или уже в тюрьму готовится?) Неприметно махнул ей рукой: дескать, я тут понаблюдал, все в порядке, иди домой. И вошел следом.
Они не стали откладывать дело в долгий ящик, твердо теперь выработали версию — про бутыли и мешок, как это и хотела Валентина. В самом деле, придраться к ней в изоляторе брака было нельзя, по документам все сходилось как нельзя лучше, пусть бы и дюжина бухгалтеров проверила ее от и до. Никто бы ничего не нашел и не доказал, потому что она все делала с умом. А Семену нужно взять все на себя, на собственную инициативу, одному легче будет выкрутиться. Мол, и сам виноват, и Долматову нечаянно подвел, тень на честного человека бросил. Она всего-то и просила что кислоты…
Скрипнула за распахнутым окном калитка, мелькнула зеленая тень, пришел Анатолий. Стал снимать у порога прорезиненный свой плащ с помятыми погонами, форменную фуражку, смотрел на жену и гостя расположенно, с пьяненькой улыбкой.
— О, Семен, ты? А я вижу — «Волга» твоя. Чего, думаю, он ее туда поставил?
— Да сигарет купил, там и машину оставил, чего разъезжать? — глухо отвечал Сапрыкин.
— А ты опять, милый, прилабунился, — мягко пожурила Валентина, не стала его ругать, нужно было сохранить сейчас у Анатолия хорошее расположение духа — разговор предстоял серьезный.