Золотая паутина (др. изд.)
Шрифт:
«Да, зря я ей сказал о трупе, зря, — ругал себя Виктор Иванович. — Жигульская успокоилась: главного свидетеля теперь нет, а что еще скажет Битюцкий — неизвестно».
…Битюцкий шумно, чуть ли не по-хозяйски вошел в кабинет Русанова, подал Виктору Ивановичу руку, стал громогласно рассказывать, что ездил на базу Мебельхозторга, смотрел там кое-какие документы, а заодно, чего греха таить, и мебель… О причине вызова спросил Русанова легко, как бы между прочим, полагая, что речь пойдет, видимо, о совместной проверке «Электрона», и приготовился уже к этому разговору, хотя присутствие
Ответив на крепкое рукопожатие Битюцкого, Виктор Иванович попросил Альберта Семеновича присесть, сказал, что нужно кое о чем поговорить и в разговоре этом поможет Елена Владимировна.
— Ну, пускай помогает, — хохотнул Битюцкий и сел к приставному столику, а не у стены, где сидела Жигульская. — Надолго? — спросил он запросто у Русанова. — А то у самого совещание, — Альберт Семенович завернул рукав кителя, озабоченно глянул на часы.
— Да нет, не думаю, — нейтрально ответил Виктор Иванович и положил перед Битюцким фотографию. — Вам эта личность знакома, Альберт Семенович?
Битюцкий взял фотографию смуглой, поросшей мелким черным волосом лапищей, глянул.
— Конечно! Это Женька… как его… Галошин.
— Калошин, — поправил Русанов.
— Ну, один черт, — гулко засмеялся Битюцкий.— Что Калошин, что Галошин. Все равно на ноги надевать.
— А где вы с ним и при каких обстоятельствах познакомились?
Битюцкий с удивлением посмотрел на Русанова.
— Слушай, Виктор Иванович, ты что, допрашиваешь меня? Так бы и сказал. А то приглашаешь вроде бы по-дружески, а тут такие сюрпризы устраиваешь. Нехорошо.
Улыбнулся и Виктор Иванович.
— Да ну, какие допросы, Альберт Семенович! Действительно дружеская беседа. Надо кое-что уточнить.
— Ладно, хорошо. Дело есть дело. Надо только поскорее, — Битюцкий снова завернул рукав кителя, но на часы не посмотрел.
«Нервничает, — отметил про себя Виктор Иванович. — Но в целом держится хорошо, даже отлично. Ладно, поехали дальше».
— Так вы говорите, Альберт Семенович, знали Калошина…
— Слушай, Виктор Иванович, мне что, тоже «выкать»? Не далее как позавчера мы с тобой, кажись, были на «ты»?
— Как вам удобнее, Альберт Семенович. Я лично такие разговоры, — Виктор Иванович выделил голосом это слово, — предпочитаю вести официально. Помогает.
— «Вы» так «вы», — охотно согласился Битюцкий. Сел на стуле в вольную позу, ногу закинул на ногу, черные его сапоги блестели. — Калошина этого я знаю… точнее, знал; мне сказали, что он уехал из Придонска.
— Кто сказал?
— Да рыбаки и сказали, Виктор Иванович. Мы ведь с Женькой на рыбалке познакомились. Позапрошлой, наверное, зимой сидели тут у нас, на льду водохранилища. Потом на Усманке встречались. Ну, выпивали, про жизнь толковали, не без этого, — Битюцкий широко развел руками. — Рыбаки все равны. Он меня Альбертом звал, я его — Женькой. Там чины не признают.
— Хорошо, — кивнул Русапов. — А как вы думаете, Альберт Семенович, почему Елена Владимировна участвует в нашей беседе?
Битюцкий переменил позу,
— Елена Владимировна может присутствовать в этом разговоре только по одной причине: она когда-то меняла паспорт Калошину. Так, Виктор Иванович?
— Абсолютно точно! Но вы-то откуда об этом знаете?
— Да я же ее просил об этом.
— Вот, я же вам говорила, Виктор Иванович! — взволнованно подалась Жигульская вперед. — И написала чистую правду.
— О-о, она уже и написала! Ах ты доносчица этакая! — Битюцкий шутливо погрозил Жигульской.
— Значит, вы подтверждаете тот факт, что звонили Жигульской с просьбой заменить, точнее, выдать Калошину-Криушину паспорт? — строго спросил Русанов.
— Кому-кому? Криушину? Не знаю никакого Криушина, Виктор Иванович, ты… Вы что-то путаете.
— Это вы меня с Еленой Владимировной пытаетесь запутать, — Виктор Иванович устало потер переносицу. Вежливый этот разговор дается все же непросто, и главное — из него мало что пока проясняется.
— Да никто тут никого не путает, Виктор Иванович! — лицо Битюцкого побурело, а в глазах появился гнев. — Женьку Калошина я знал, это верно. Он как-то сказал мне, что потерял паспорт, на речке где-то утопил… Там еще у него какие-то документы были. Ну и попросил меня: Альберт Семенович, помоги, чтоб без особой волокиты и нервотрепки, а? Штраф я уплачу… Так я Жигульской и сказал. Так, Елена Владимировна? — повернулся он всем корпусом к начальнику паспортного стола.
— Да, примерно так, — подтвердила женщина.— Только вы при этом прибавили, Альберт Семенович, что хорошо знаете этого человека и паспорт ему нужно выдать сегодня же.
— Правильно. Его куда-то в командировку посылали, билет уже был на руках. Да, я звонил, Виктор Иванович, просил Жигульскую. Ну и что дальше-то? По какому поводу сыр-бор?
— Дело в том, что Калошин вовсе не Калошин, а некий Криушин, я уже говорил эту фамилию. А Криушин погиб. И вдруг выяснилось, что жил он по поддельному паспорту.
— А-а… — протянул Битюцкий. — В таком случае вот с нее и спрашивайте. А мне здесь делать больше нечего.
Он решительно поднялся. Встал и Русанов. Подписал пропуск Битюцкому, сказал вошедшему Кубасову, чтобы проводил Альберта Семеновича. А Жигульскую попросил задержаться на несколько минут.
— До свидания, — попрощался Битюцкий с самым невозмутимым и даже оскорбленным видом, не глянул на Жигульскую и ни слова ей больше не сказал.
Шел по коридору, посмеивался: о смерти Криушина он теперь знает, а раньше конечно же знал, что парню надо смыться из города. И действительно, там, на рыбалке, за очередной бутылкой, Криушин попросил его о новом паспорте: дескать, сделай доброе дело человеку, Альберт Семенович. Власть у тебя большая, помоги. А я отблагодарю. И там же отдал Битюцкому десять тысяч рублей. Никто этого не видел и видеть не мог. Сидели они в тихом месте на реке, за камышами, удили, мирно попивали водочку и толковали о делах. Он, Битюцкий, сказал тогда: я позвоню одной бабенке, она мне обязана, она должна помочь. Только один «кусок» ей нужно будет отстегнуть.