Золотая пряжа
Шрифт:
– Я велел подготовить для вас лучшие комнаты, – продолжал князь. – Мой дом открыт… даже для альбийцев. – Он мрачно посмотрел на Джекоба. – Около полудня, когда на кухне заканчиваются последние приготовления, на крыше поднимают флаг. Это сигнал всему городу. Каждый имеет возможность убедиться в том, что на меня работают лучшие повара Москвы. Многих из тех, кто оказывается за моим столом, я не знаю в лицо, но жизнь так коротка, а наши зимы так суровы… Откуда вы? – обратился он к Сильвену, только что заглотнувшему фаршированную фигу. – Надеюсь, не из Альбиона?
– О, нет-нет, – ответил
– Варварская страна… – Барятинский с сожалением оглядел гостя. – Колония. Горбуна там не слишком-то привечают, но даст бог – мы избавим его от этого бремени.
Он рассмеялся собственной шутке и склонился перед Лиской в прощальном поклоне.
– До свидания, мадемуазель. За удовольствие видеть вас в своем доме я готов простить Альберту даже то, что он привел сюда альбийца. В Москве любят балы, а я здесь лучший танцор. Не лишайте же меня надежды.
Ханута едва обратил внимание, что его старый друг удалился.
– Железные пальцы, – пробормотал он, глядя на свою деревянную руку. – И они не заржавеют?
Лиска задумчиво изучала походный костюм Джекоба.
На что, собственно, покупать бальные наряды? Хороший вопрос. Вот если бы у Джекоба осталось в кармане все то серебро, которым одарил его Семнадцатый… Ханута уже приценивался к часам на каминной полке, когда Лиска сняла с пальца кольцо и сунула его в руку Джекоба.
– Вот. Думаю, прежняя владелица не стала бы возражать против того, чтобы обменять его на бальное платье.
Они подобрали это сокровище в пещере людоеда – тот как раз полировал оставшиеся от жертв драгоценности, когда Джекоб и Лиса убили его.
Царский бал
Зал гудел как пчелиный улей, и даже золото на стенах блестело, как мед.
А музыка! Когда в детстве Лиска заходила в лес и кружилась там между деревьями, представляя себя на таком балу, оркестр ей заменял птичий гомон да шелест листвы над головой. И теперь ей так не терпелось повторить этот танец здесь, в зале с малахитовыми колоннами, очевидно подаренными варяжскому царю какой-то волшебницей.
Зал был огромен, но гости потоком все шли и шли через высокие двери – впору испугаться, вместит ли он всех. Многие мужчины были в военной форме, от пестроты их мундиров – черных варяжских, голубых альбийских, алых лотарингских и изумрудных туркмарских – у Лиски рябило в глазах. Дамы, украсившие прически золотыми сеточками с русалкиными слезками, шуршали нарядами из шелка Поднебесной, отделанного лотарингским кружевом, расшитого эльфовым стеклом и бриллиантами.
Но и Лиска не затерялась среди этого великолепия. В платье цвета киновари она сразу оказалась в центре всеобщего внимания, когда шествовала через зал под руку с Джекобом.
– Я здесь как кровавое пятно на снегу, – прошептала она.
– Скорее как дикий мак в букете бумажных цветов, – ответил Джекоб и взял два бокала шампанского с подноса
– Ну… если он действительно хороший танцор… – задумчиво рассудила Лиска, – хотя нет, я, конечно, отдавлю ему ноги. А туфли у нашего благодетеля о-очень дорогие.
Она уже пробовала танцевать с Джекобом на деревенском балу в Альбионе. Но не успели они сделать и пары шагов, как пьяные солдаты подпалили хвост крупнейшему альбийскому историку Роберту Данбару, и Джекоб тут же поспешил на помощь другу. А сейчас у Лиски из головы не шло проклятое соглашение с эльфом, лишившее ее того, что ей уже почти принадлежало. В последние месяцы они стали особенно близки, все чаще позволяли себе нежные прикосновения, взгляды… а теперь вот боялись лишний раз дотронуться друг до друга. И надежды на то, что все изменится, не было никакой. Лиса слишком хорошо знала Джекоба, чтобы сомневаться в его выдержке. Все бесполезно, пока он считает, что таким образом защищает ее счастье и душевный покой.
Известие о том, что знаменитый охотник за сокровищами прибыл в Москву, царь встретил с восторгом. Он не только пригласил Джекоба на бал, но и пообещал показать свои магические сокровищницы, недоступные, в отличие от коллекций аустрийской императрицы, широкой публике. Лиска поспорила в Сильвеном, что его величество поручит Джекобу поймать жар-птицу. Ханута же полагал, что первым заданием будет раздобыть оперение Василисы Премудрой – уже не первую сотню лет многие правители безуспешно пытались завлечь ко двору эту прославленную дочь царя морского.
Оплата в любом случае обещала быть достойной. А протекция царя позволит, ко всему прочему, беспрепятственно перемещаться в его владениях, избегая многочисленных трудностей, с которыми обычно сталкивались в Варягии иностранцы.
Варяжский офицер, пробегая мимо Лиски, едва не выбил у нее из руки бокал. Его улыбку можно было истолковать одновременно как извинение и комплимент. Швейцар Барятинского, коротавший дни за картами с мальчиками-посыльными, открыл Лиске, что здешние дворяне гордятся своим танцевальным искусством не меньше, чем дуэльными подвигами. У многих из них вошло в привычку плясать до утра каждую ночь, даже не на одном, а на нескольких балах подряд. На вопрос Лиски, приходится ли им так же часто стреляться, старик ответил многозначительным кивком.
Только оглянись, Лиска, как много мужчин вокруг…
Но глаза снова и снова останавливались на Джекобе, которого, судя по всему, что-то насторожило. Так и есть. Пять офицеров в серой форме. Ханута упомянул как-то, что в Москву собирался прибыть Кмен – не ради отвергнутой любовницы, как утверждали гоилы, но исключительно с целью заключения союза с царем. Двоих из них Лиска узнала сразу. Присутствие среди них Хентцау не стало для нее неожиданностью, Кмен редко показывался на людях без своего яшмового пса. Но офицер рядом с ним оказался женщиной, которую Лиска последний раз встречала в гоильской тюрьме, – не самые приятные воспоминания.