Золотая пучина

Ляхницкий Владислав Михайлович

— Не грожу, мужики, а хочу упредить, — и сразу же, сбавив голос, говорит проникновенно, от самой души — Посля спасибо мне скажете, мужики. Уберег. Вы ж мне родня. А которые пришлые — тоже поймут. Я себе воли хочу и вас от тюрьмы спасаю.

— Так-то оно так. Но делать кого?

— Ты скажи, кого делать?

И вновь забурлил на минуту притихший сход.

— Вавила! Делать кого?

— Кончать забастовку!

— Сгинем, как мухи!

— Вавилу вязать и. Федора с ним. И управитель такой же.

Несколько

человек засучивают рукава, протискиваются к Вавиле. Тарас бочком, бочком и в сторону. Впереди Вавилы Федор встает и рядом с ним, плечо к плечу, трое товарищей из дружины.

— Назад! Назад, говорю, — кричит Федор, размахивая над головой кулаком.

«Это они меня от рабочих, от товарищей защищают? Дожил! Неужели я неверно пошел? — Вспомнилась первая забастовка в Питере. — Там просто было. Так хозяину хвост прижали… Просто? Это мне кажется просто. Я в Неве рыбу удил. А тем, кто забастовку вел? И все же их, кажется, от своих не охраняли?…»

Оттолкнул Федора. Рванулся вперёд.

— Пусти. Если заслужил, пусть бьют. Пусть!

И тут настежь входная дверь. С порога испуганный Лушкин голос:

— Мужики! Симеон за мной едет. Рабочих везет. На шахту работать ставить хочет! Я на лыжах бежала, а они на конях. Обогнали меня. Наверно уже на шахте.

— Не дадим!

— Робята, на шахту!

— Вавила, веди!

…Плотной стеной обступили приискатели шахту. Прибывшие с Симеоном рабочие растерянно сбились в кучу. Не ожидали такого приема.

Симеон ходит, храбрится, плеткой — постукивает по голенищам валенок.

— Позвать мне Ивана Ивановича.

Вавила отстраняет Ивана Ивановича. Сам выходит вперёд.

— Говорить буду я.

— Ты кто такой? Мне управителя надо.

— Вавила пусть говорит! — зашумели вокруг.

— Вавила!

Лушка ни жива ни мертва. И страх за Вавилу и гордость. «Вон он какой. Атаман!»

— Симеон Устиныч, — начинает Вавила. — Мы не позволим тебе сорвать забастовку.

— Правильно! Не позволим!

— Мы не позволим тебе поставить на работу привезенных людей. Мы требуем хорошей крепи… Справедливых расчетов.

— Правильно говорит Вавила! Требуем!

А по дороге от поселка бегут те, кто не был в конторе и только узнал о привозе новых рабочих. Бабы бегут, старики, ребятишки. Вперед вырвалась Аграфена. Полушубок расстегнут, платок съехал на затылок.

— Мужики! Да што вы стоите! — Она оттолкнула Симеона, заметалась между стеной приискателей и приезжими. — В колья их! Бабы, за мной! Расцарапаем бесстыжие их морды, — рванулась вперёд, увлекая за собой Ксюшу, Павлину, мужиков. Забыла Аграфена себя, своё больное сердце. Разъяренной волчицей кинулась на приехавших мужиков.

А за ней, так же стеной, шли приискатели.

— Не дадим сорвать забастовку!

— В колья их, окаянных.

Лушка, не помня себя, схватила палку, размахнулась, ударила,

палка сломалась. Тогда она вцепилась кому-то в волосы. Кричала истошно:

— Бей их, бей подлюков!

Удары сыпались и на Лушку. Она падала в снег, вставала и снова бросалась, в самое пекло. Жгла одна мысль: «Угнать скорее. Не то Вавилу могут ударить. Вавила ещё не оправился».

Приехавшие, мелькая в кустах, как чернотропные зайцы, пустились наутек.

Симеон запутался в полах поддевки. Упал. И тотчас над ним взметнулись кулаки.

— Стой! Товарищи, не троньте! — крикнул Вавила.

Федор поддержал его:

— Лежачих не бьют!

Симеон, боязливо озираясь, поднялся. Хотел бежать, но Вавила остановил его.

— Не бойся. Не тронем. Не тронем, товарищи?

— Пусть ходит. Только нас не замай. Пришибем.

— Вот так, Симеон Устиныч, забастовку тебе сорвать не дадим. Верно, товарищи?

— Правильно говорит Вавила. Молодец парень, — кричали приискатели. Разгоряченные, они забыли про недавнее собрание, тревоги и беды. Им и впрямь казалось сейчас, что нет такой силы, которая бы могла сорвать их забастовку.

— Мне управителя надо, — прохрипел Симеон, вспоминая строгий наказ отца.

— Пожалуйста. Я вместо него.

Под ногами вертелся Петюшка. Вавила подхватил его на руки и подошёл к Симеону.

— Товарищи мне поручили вести переговоры. Рассказывай, чего тебе надо.

— Шахту-то осмотреть дадите?

— Смотри. Ты здесь хозяин. — Вавила поискал глазами Лушку. Она стояла чуть в стороне, растрёпанная, возбужденная потасовкой, и жадно глотала с ладошки снег. Вавила ободряюще подмигнул ей и помахал рукой: «Подожди, мол, меня».

В тесном кольце забастовщиков Симеон прошёл к шахте. Заглянул в нее. «Кажись, сухо. А тятька боялся, затопят шахту, обвалится».

Вавила понял:

— Шахту откачиваем. Держим в полном порядке. Согласитесь на требования рабочих — и утром можно работать.

Симеон позвал Ивана Ивановича:

— Пошли в контору.

— Говорите здесь. У меня от товарищей нет секретов.

— Правильно. Говори при всех, — закричали вокруг.

Улучив момент, Симеон шепнул Вавиле на ухо:

— Получай сто рублей и уезжай. Хоть на месяц.

— Симеон Устинович, если я передам товарищам ваши слова, мокрое место от вас останется.

— Неужто скажешь?

— Крови не хочу. Уезжайте подобру-поздорову. А Устину Силантьевичу скажите — крепки мы. Да чего говорить. Сами смотрите: вот нам продукты везут. Эй, Кирилл! Скажи своим, чтоб заворачивали прямо к конторе.

— Три подводы картошки да два куля муки. Всё тут, — говорил Кирюха, пока приискатели разгружали возы у конторы. — И больше, Вавила, однако, не наберем. Последнее подсобрали. Вот ещё расейские наказывали передать, пришлют вам денег рублёв пятнадцать.