Золотая Пуля, или Последнее Путешествие Пелевина
Шрифт:
— Как бумеранг.
— Да, как бумеранг. Никто этого не ожидал… И тот человек, который её тогда в Жабу пустил погиб. Стрела ему в спину воткнулась. И наповал…
— Брат Бодрийара?
— Да, Кудияр… Я уже рассказывал?
— Угу. Слушай, а чего она так, Стрела-то эта?
— Да бог её знает… Вообще-то, я над этим долго тогда думал. Наверное Хазарская Стрела — это олицетворение самой Истории Её модель. А. История не может лететь по прямой, это нам с исходной точки кажется, что по прямой она летит… А она летит по кругу
— Всё время повторяясь?
— Никогда
— Запомнила.
— Если что, можешь ссылаться на меня.
— Подожди, но ты же сам сейчас только сказал, что История летает по кругу, но тогда выходит, что она время от времени должна повторяться. Или я чего-то не понимаю?
— Я не сказал, что она летает по кругу, я сказал, что она летит по кругу. Это, согласись, разные вещи. История однажды вылетела из своего Начала и летит в свой Конец. А Конец там, где Начало. Видела картинку, где змея схватила себя за хвост?
— Видела.
— Это и есть История. Когда она сожрёт сама себя, в тот миг всё и закончится. А в нашу историю, История вмешиваться не стала. История никому не позволяет управлять собой. И любого, попытавшегося это сделать, убивает. Насмерть. Ясно?
— Ясно. Поняла, не дура. А Хорошая Мина?
— Что Хорошая Мина?
— Ты говорил, что ещё за Хорошей Миной ходили. Не смогли добыть?
— Смогли. С трудом, но добыли.
— И что? Она почему Жабу не разнесла.
— Видишь ли, как оказалось эпитет «хорошая» отражал не улучшенные тактико-технические характеристики Мины, а её моральные свойства.
— Не поняла.
— Мина была хорошей, она никогда не убивала. Не могла никого убить по этическим соображениям. Даже и этакую заведомую дрянь, каковой является Чёрная Жаба.
— Не пойму чего-то. Как это — мина и вдруг с моралью.
— Такая вот это была Мина.
— Какая?
— Такая… Знаешь, она даже и по виду странной была. Представь себе сферу, центр которой находиться на её поверхности. Можешь представить?
— Сфера, центр которой на поверхности? Are you kidding? Это же — Бог!
— Тсс! Не ори ты так. Артиста разбудишь.
— Но это же Бог? Да?
— Может быть, Бог. Но только тогда не Бог — Большой Взрыв, и не Бог Жертва Большого Взрыва, а Бог — Абсолютная Мораль, Возникшая После Большого Взрыва. Хорошая Мина — это не Отец, и не Сын, а как бы Святой Дух. Вот и не сработала она. Принесли её в Подвал, отошли на безопасное расстояние, и ни-че-го. Только светом на миг озарило всю тамошнюю фекальную мерзость…
— И всё?
— И всё.
— Пелевин, а скажи…
— И всё. Дай передохнуть. Тяжко мне стало от грустных воспоминаний. Давай не будем больше. Дальше. Глубже… А если тебе заняться нечем, — чайку накипяти. Продрог я чтой-то. И, я тебя умоляю, не садись ты никогда на эти камни.
— А чего?
— Цистита давно не было?
Когда шестнадцать пропикало взял Виктор с собой Лётчика и на тот пригорочек, где старлей Рягузов ждать наказал, не торопясь выдвинулся. Стартовая площадка
В шестнадцать сорок сам товарищ старший лейтенант объявился. Залёг рядом. Стали вместе ждать. Мола.
И тихо было. Только ветерок лёгкий с ветками забавлялся. Только он один и шумел-дурачился здесь, в том краю, где все остальные по самые плечи вбиты грузом долга в бетон ракетных баз. Прыг-скок ветерок. И с верхушек вниз одним махом и по зачахшей траве небольшим торнадо — вжик. И в Виктора каким-то серым бумажным комком запустил.
А Виктор взял, да письмецо это нежданное развернул, — страницей из Журнала учёта технического состояния оказалось. Ознакомился мельком от нечего делать. Выполняемая операция — проверка баллона воздушного пуска двигателя шасси. Серьёзное, видимо, дело. Отметка стоит — «выполнено в полном объёме согласно ДИЗ.044.45.39». Так, ну дальше дата. И подписи: читал — капитан Доля, выполнял — лейтенант Аи, контролировал — подполковник Усталость. Ну, да. Ну, да. Серьёзное это дело. Операция двойного контроля.
Свернул из листка самолётик и вернул его ветру.
«Сейчас начнут», — вдруг, посмотрев на свои командирские, объявил старлей Рягузов.
И действительно началось.
Из кабины пусковой установки выскочил человек в камуфляже и шлемофоне, да с комплектом Л-1, висящем в сумке на боку. Пописал этот военный на левую переднюю опору, и быстро-быстро побежал в укрытие.
Через пару секунд заревели двигатели, запыхтели насосы и контейнер до этого смирно лежавший на спине пусковой, начал медленно приподниматься.
Над стартовой площадкой кружилась стая ворон. Вороны постулировали собой невозможность неба. Но небо было. И вороны были, и небо было. Тут у Кафки явно что-то не сходилось. Но Виктор не стал на этом сосредотачиваться. А просто подумал про ворон, что, мол, вот вороны, они летают, и по ним сейчас начнётся пальба.
А до пальбы оставались считанные секунды. Контейнер уже встал на попа, крышку его сорвало сработавшими пиропатронами, и она повисла на тонком стальном канате. Так пробка, вылетающая из детского воздушного ружья, виснет на верёвочке.
«Пуск введён в систему… Код принят… Блокировки сняты… Пошли необратимые операции», — восторженно комментировал старлей Рягузов циклограмму пуска.
Обалдевший Испанский Лётчик восхищённо охал, глядя на то, как примыкающие к контейнеру кабели начали отстёгиваться и отлетать один за другим в разные стороны. Дай ему волю, подумал Виктор, оседлал бы он эту ракету. Космонавт на всю жизнь космонавт.
— Чего пускаем? Спутник? — поинтересовался Виктор у старлея.
— Не-а… Учебно-боевой пуск, — объяснил со знанием дела Рягузов. Ещё один полк на боевое дежурство ставят… С новыми «Тополями»… Это вот сейчас контрольный отстрел. Чугунку вместо гэчэ на Камчатку отошлют. Если пуск пройдёт сейчас нормально, тогда всю партию изделий у промыслов примут.