Золотая Пуля, или Последнее Путешествие Пелевина
Шрифт:
— Понятно, — кивнул Виктор. — А где пункт управления?
— Чёрт его знает, — пожал плечами Рягузов. — Сюда только пусковую пригнали… А пускают по радио… Может с четыр… Пошла родимая!
И действительно — родимая пошла.
Контейнер громко чихнул и выплюнул из себя ракету. Довольно высоко её выплюнул. Ракета на какое-то время зависла над пусковой, будто задумалась, лететь ей или не лететь? Но всё же, видимо, решила лететь. Заглушая всё на свете, взревели маршевые двигатели. И баллистическая труба, петляя, подныривая, вращаясь, понеслась
А ворон, кстати, давно уже и след простыл.
Ракета ещё не скрылась из виду, а Рягузов уже засуетился.
«Ждите здесь, — приказал он. — Я сейчас быстро. Пока там расчёт по первой разливает, успею». Натянул изолирующий противогаз, задействовал генерирующий патрон и рванул в сторону стартовой площадки.
Чего он творил было не видно, поскольку всё там заволокло дымом выхлопами соляры, пороховой гарью и газами отработанного ракетного топлива. Ни черта не видать было. Как он умудряется чего-то там делать? На ощупь что ли работает?
Но уже через пять минут Рягузов вернулся и протянул Виктору тот самый трос, который удерживал крышку контейнера, чтобы она не скакала во время пуска и не крушила наземные системы. Пусковая установка многоразовая. Её жалеть нужно. Для того и этот трос.
— Это и есть Надёжный Повод? — уточнил на всякий случай Виктор, вспоминая недобрым словом переводчика Бодрийара, — ещё бы уздечкой назвал он эту штуку.
— Не знаю, в телеграмме дядька про этот фиксирующий трос отписал. Забирайте, контейнер всё одно спишут, где-нибудь прикопают, и капусту в нём хранить будут.
— Мы вам что-нибудь за него должны? — уточнил Виктор.
— Это вы там уж с дядь Петей давайте, — замотал головой Рягузов. — Мне ничего не должны. Ладно, братцы, я ушёл. Мне ещё наряд сдать надо. Из-за вас двое суток подряд дежурю. Нинка вставит
— Спасибо, друг, — Виктор пожал руку старлея. — Нине привет.
— А вы Владимиру Владимировичу передайте, чтоб этому козлу не поддавался, — попросил, усмехнувшись старлей.
— Обязательно передам, — пообещал Виктор.
И разбежались.
Рягузов пошёл направо, Виктор и Лётчик — налево. И в лес.
Но не успели они до леса дойти. По широкой вспаханной полосе, отгораживающей стартовую площадку от ближайших деревьев, наперерез им нёсся фиолетовый фургон. Антидоты!
И они оба, не сговариваясь, быстро развернулись и побежали вдоль забора из колючей проволоки в противоположную от лагеря сторону.
— Сто двадцать первый! Сто двадцать первый! Приём! — на ходу орал Виктор в микрофон рации. — Где вы там? Мать вашу!
— Сто двадцать первый на связи, — наконец отозвалась Мурка.
— Сто двадцать первый, ноль сорок четыре, — проинформировал Виктор. Как понял? Приём.
— Вас понял. Ноль сорок четыре, — подтвердила Мурка — Откуда они здесь? Приём.
— Чёрт их знает, — ответил Виктор и приказал: — Оставайтесь на месте. Не высовывайтесь. Дюку — намордник. Если что — план два. Как понял, сто двадцать первый? Приём.
— Вас
— Конец связи.
— Конец связи.
А антидоты их нагоняли. Ехать, оно ведь не бежать.
Когда преследователи были уже метрах в тридцати, Лётчик с Виктором на счёт три остановились и дали пару дружных очередей по ненавистному фургону. Мясная лавка резко развернулась и заглохла. Машина сдохла, но антидоты нет. Начали выскакивать наружу. Но пока они выстраивались в боевой порядок, Виктор с Лётчиком увеличили дистанцию метров до восьмидесяти. Хорошо бежали.
В заповедье богами забытом,где природа не знает имён,укрепляем осмысленным бытом,обветшалые связи времён.Дети жалкие шалого векапродолжаем движенье на Зов, —жаль не жалует здесь человекашаль созвездия Загнанных Псов.И начали потихоньку отходить с защитной полосы в сторону леса, — от своих отвели, пора пришла и о себе подумать. Надо было уже и самим где-нибудь во Вселенной на время затеряться.
Пролезли под оградительную сетку. Перепрыгнули через ров. Преодолели водоотвод. Здесь, у железо-бетонного ануса дренажной системы, Лётчик вдруг встал как вкопанный. Виктор пробежал по инерции ещё несколько метров и тоже затормозил. Повернулся к испанцу, кивнул вопросительно, — чего, мол? Испанец показал рукой на Виктора, потом на трубу. Затем ткнул себя в грудь и показал на лес.
Виктор всё понял. Подошёл к Лётчику, отдал ему все запасные магазины, приобнял быстро и направился к трубе. Ныкаться.
В сентиментальных фильмах положено в таких случаях разыгрывать долгую душещипательную сцену «Нет-Нет, Погибать, Так Вместе / А Кто Нашим Тогда Донесение Передаст». Но у Виктора с Лётчиком на это не было времени фиолетовая кодла набегала.
Лёжа в трубе, Виктор слышал, как Лётчик подняв невероятную пальбу, уводил антидотов за собою в лес. И судя по тому, как звуки выстрелов становились всё глуше и глуше, всё дальше и дальше он их уводил. В чащу, в бурелом, в болота.
Виктор прекрасно представлял, как сейчас несётся стая антидотов. Он уже видел, как действуют эти существа на открытых пространствах. Как самые обыкновенные боиды. И по правилам боидов. Коих, как известно, три. Разделение, равнение, сплочённость. Исходя из этих правил, каждый боид-антидот не должен слишком близко приближаться к другому боиду-антидоту, двигаться должен туда же, куда и все остальные, и должен всегда держаться середины стаи. Если в закрытых помещениях антидот ещё способен на некую импровизацию, то в строю и на просторе он лишён всякой индивидуальности. В этом была их сила. И в этом же, несомненно, была и их слабость. Поэтому должен Лётчик уйти. Обязан.