Золотая рыбка
Шрифт:
– Не волнуйся. – Вера с благодарностью ему кивнула: кто еще, кроме мамы, стал бы заботиться о таких вещах… – Я теплое с собой прихватила.
Алексей поставил сумки в багажник, Вера уселась на переднее сиденье, накинула ремень и опустила боковое стекло – в салоне было очень накурено.
«Ну что он там возится!» – нервничала она. Алеша что-то замешкался, а ей отчего-то не терпелось поскорее тронуться с места.
Наконец он уселся за руль, закурил, улыбнулся ей:
– Ну, в добрый час! Тебя не продует?
Распугав мирно чирикающих воробьев, машина рванулась к Садовому, чтобы, промчавшись вдоль осевой, вырулить на шоссе Энтузиастов, а там уж до
И Вера радовалась, глядя в окно, – и полям, и солнышку, и свистящему за приоткрытым окошком ветру, а пуще всего – тому, что мчались они все дальше от города, таящего камень за пазухой, от города монстров, нападающих из-за угла… Это расцветающее вольготное утро, загородная трасса с ее бегом наперегонки, диковинная и неведомая цель их путешествия – все это влекло, будоражило и вселяло надежду: а вдруг и впрямь все темное, все ужасное кончилось, вдруг. Всегда теперь будет так – солнце, дорога, свобода и они…
Она поглядывала то в окно, то на Алексея и вспоминала слова отца Александра: «Утро вечера мудренее… Вы на пороге иного жанра!»
«Неужели и вправду?» – подумала Вера и вздохнула, не смея открыть свое сердце радости. А как бы хотелось…
Там, в городе, у подъезда, Вера отчего-то разнервничалась и никак не могла дождаться, когда сборы закончатся, чтобы выехать со двора. У нее было такое чувство, словно они – мишени для невидимого, хорошо замаскированного снайпера. Словно кто-то следит за ними, оставаясь в тени…
Но теперь, вырвавшись за черту города, она воспрянула духом и впервые за долгое время смеялась, наслаждаясь весенним утром, и дышала полной грудью, словно выдохнув угар кошмара, душивший ее… И Алеша тоже немного расслабился и любовался, на нее глядя, а Вера, делая страшное лицо, тыкала пальцем, указывая на дорогу: мол, туда смотри, туда!
И казалось – прошлому не угнаться за ними, на бешеной скорости рвущимися в новый век, за ними – вечными как мир мужчиной и женщиной, любящими наперекор целому свету, восставшему против них… Да, ничто не существовало сейчас для этих двоих… Вот только лежала в бардачке старинная карта… и посверкивала у Веры на шее золотая рыбка… и оба они принадлежали к проклятому роду, и заклятья с них никто не снимал!
А вслед за их бежевым «жигуленком», скрываясь за вереницей машин, неотступно следовал видавший виды, затерханный «мерседес» ядовито-желтого цвета…
Если бы Вера внимательнее вглядывалась в зеркало заднего вида и следила, не сидит ли кто у них на хвосте, она бы непременно узнала этот потертый «мерседес»… и его владельца!
Интуиция не обманула ее. Там, в доме Даровацкого, готовясь к отъезду, они находились под прицелом красных от бессонницы глаз. С самого дня гибели старика Аркадий следил за каждым их шагом. Он знал теперь не только о карте и кладе – ему было известно и место расположения усадьбы, и назначение золотой рыбки. Вера была права, догадавшись, кто именно прятался под окнами особняка в ту ночь…
И теперь он гнал вслед за ними, стараясь не отставать, но при этом и себя не выдать… Все эти дни Аркадий не пил спиртного, не спал и практически ничего не ел – сознательно изнурял себя, чтобы достичь состояния голодного дикого зверя, готового ко всему… Он держался на допинге, добытом за немалую сумму, и теперь мог быть
Аркадий распалял себя, понимая, что придется идти до конца, – свидетелей в этом деле быть не должно. Что ж, такой шанс судьба дарит только однажды, и он докажет судьбе и себе самому, что он, Аркадий Корецкий, из породы победителей, что он сумеет выигрывать и эта жизнь ему по плечу!
И когда его влажная от пота рука соскальзывала в карман за платком, чтобы обтереть лоб, ладонь ласкала холодная сталь пистолета.
Ногинск оказался городочком милым, стареньким и уютным. Он словно бы улыбался застенчиво, щуря глазки-окошки своих деревянных домишек и лавочек, спускаясь по косогору к реке, перепоясанной мостом, торгуя чем Бог приведет прямо с машин на рыночной площади.
Вера попросила Алешу притормозить на одной из покатых улочек возле центрального универмага, окруженного ларьками и магазинчиками. Выскочила из машины, юркнула в щель деревянной двери на толстенной тугой пружине, которая бахнула за ее спиной, сотрясая расписную фанерную вывеску с надписью «ОВОЩИ», и вскоре появилась из овощных недр, обнимая газетный кулек с жареным арахисом.
– Сейчас чуть перекусим и двинемся дальше, – возвестила она. – Открой-ка багажник.
– Зачем? – Алеша начал заметно нервничать. – Как я понял по плану, мы минут через двадцать будем у цели. Можем и потерпеть!
– Нет, не можем. Во всяком случае, я не могу – зверски хочется есть! Достань вон ту синюю сумку – в ней термос. Знаешь, говорят, перед смертью не надышишься…
– Ну что ты в самом деле! – Алеша прекрасно понимал, что Веру что-то встревожило, и эта остановка с закусыванием нужна ей, чтобы отвлечься и успокоиться. – Даже в шутку не говори так… Перед смертью! Погляди: птички поют, солнышко светит, ты из редакции своей наконец вырвалась! Свобода… Да еще сейчас добудем клад!
– Солнышко… Птички… Да еще клад! Тебе не кажется, что все это несколько… несерьезно? Ну ты только взгляни на нас – ну какие мы кладоискатели! – Все это она проговорила, жуя бутерброд и наливая Алеше в пластиковый стаканчик кофе из термоса. – Ты посмотри только на свои руки – ты когда-нибудь в жизни землю копал?
– Копал… Ох, черт! Горячий! – Алексей, обжегшись, расплескал кофе, и теперь у него на коленях красовались два мокрых пятна.
– Ну вот, джинсы испортил! Горюшко… – Она взглянула на его растерянное лицо с коричневыми капельками, повисшими на густых темных усах, и расхохоталась. – Не беда, мы это поправим, надевай-ка вот это!
Вера извлекла из своей необъятной сумки комбинезон из парашютного шелка на теплой подкладке.
– Что это? Где ты его взяла? И как раз мой размер…
– Не теряй даром времени – джинсы снимай, я отвернусь. – Она шутливо командовала, похоже начиная входить во вкус. – Где взяла, где взяла!.. Могут быть у девушки свои тайны?