Золотая середина. Как живут современные шведы
Шрифт:
– А работать он имеет право? – спрашиваю я.
– Имеет. Но только в профессиях, не требующих высокой квалификации. Таксистом, например. Когда же он получит гражданство, тогда, естественно, сможет трудиться, где захочет.
– Значит, практически иммигрант от коренного шведа ничем не отличается?
– Юридически – ничем. Но на практике, конечно, бывает по-разному. Например, работодатель хотел бы, да не может взять специалиста с самым замечательным резюме. Просто потому, что тот не знает шведского. Поэтому иммигранты в обязательном порядке должны посещать курсы шведского языка. Платит правительство. Оно еще и приплачивает за регулярное посещение занятий.
– Родной
– Нет, конечно. В семье же обычно говорят на «домашнем» языке. Кстати, если в школе собирается группа ребят, хотя бы пять-шесть человек, желающих изучать язык своей страны, дирекция обязана нанять учителя и платить ему из бюджета школы: для учеников это будет бесплатно.
– А что происходит с жильем? Как я поняла, из мест временного проживания они должны выехать?
– Да, это может быть проблемой. На то, чтобы купить квартиру, денег у приезжих, как правило, нет. Хотя банки готовы предоставить самые льготные кредиты. Но снять квартиру, конечно, дешевле. Однако у нас, особенно в больших городах, довольно большой дефицит.
– Знаете, в Москве можно встретить объявления вроде: «Сдаю квартиру. Лиц кавказской национальности прошу не беспокоиться».
– У нас за такое объявление попадешь прямиком в тюрьму, – возмущенно говорит Чарлз Уэстин.
Такие благоприятные условия для иммиграции дали свои плоды. В последнее десятилетие 20% населения составляют люди, родившиеся за пределами Швеции, и их дети.
Я хотела бы к этому добавить цитату из Питера Берлина. Вы еще не забыли этого насмешника, автора «Путеводителя ксенофоба по Швеции»? На этот раз, впрочем, он вообще не пользуется любимыми юмористическими красками, пишет вполне серьезно:
«В последние годы монотонный цвет этнического полотна Швеции заметно расцвел яркими красками, привезенными из самых дальних уголков мира. Шведские магазины пополнились новыми экзотическими товарами. Шведские рестораны, кроме рубленой селедки и жидкой каши (не удержался все-таки, поёрничал! – А. Б.), стали предлагать куда более разнообразное меню. Новые граждане привезли произведения народного искусства дальних стран, доступные до того лишь людям богатым, во время дорогостоящих туров за рубеж… Конечно, находятся придурки, которые жалуются, что иммигранты занимают их вакансии и квартиры. Но большинство шведов проявляют высокую степень толерантности к приезжим».
В темных тонах
Эти впечатления Берлина относятся, я думаю, к концу прошлого или к самому началу нынешнего века. Сужу об этом по данным, которыми он оперирует: «Каждый из восьми шведов либо легальный иммигрант, либо беженец». Сегодня, как я уже сказала, цифры другие: не каждый восьмой, а каждый пятый родился вне Швеции. К тому же уровень рождаемости у «новых шведов» возрастает с каждым годом.
Как на эти демографические изменения реагирует общественное сознание? Об этом, в частности, можно судить по тому, как меняется число приверженцев Демократической партии Швеции. Эта ультранационалистическая партия регулярно призывает к сокращению государственных расходов на иммигрантов, к ограничению их прав и возможностей. А ее радикальное крыло и вовсе требует их полной депортации. «Придурков», как назвал их П. Берлин, пока немного: на последних выборах в 2006 году они составляли 2–3 %, партия в парламент не прошла. Но это в целом по стране. В отдельных же ее районах, особенно в тех, где приезжих много, цифры несколько иные.
На сайте партии я обнаружила, что в пригороде Мальмё сторонники
Что толкает к Демократической партии новых приверженцев? Конечно, прежде всего, активность самой партии: выступления в печати и на телевидении, организация собраний и митингов. Но это далеко не все. Шарлотт Дэвитт замечает: «У шведов амбивалентное отношение к иммигрантам. С одной стороны, те помогают решить важную экономическую проблему – нехватку рабочих рук. С другой – с новыми гражданами появляются новые социальные проблемы».
– О каких проблемах идет речь? – спрашиваю я профессора Уэстина.
– Нехватка жилья. Бедность. Безработица, – отвечает он.
– Что за парадокс? В Швеции, насколько я знаю, очень низкий уровень безработицы. Все время слышу разговоры о том, что не хватает работников…
– Да, это так. Но далеко не все вакансии могут занять приезжие. О первой причине мы уже говорили: незнание языка. Другая – недостаток квалификации. Врач из африканской страны, к примеру, далеко не всегда обладает знаниями и опытом врача-европейца. Третья причина – плохое знакомство с местными обычаями, менталитетом. Работодатель опасается брать такого человека на работу: клиенты могут быть недовольны. Ну и еще, к сожалению, скрытая ксенофобия. Ее обычно трудно доказать, именно поэтому она и «скрытая».
Что имел в виду профессор Уэстин, я поняла после беседы с судьей Шеллом Бьёрнбергом. Он рассказал мне об одном процессе, в котором лично принимал участие. Журналисту, иммигранту из Ганы, очень понравилась квартира в новом доме в центре Стокгольма. Он выяснил все условия – они ему подошли. В свою очередь, хозяин поинтересовался – все ли документы у будущего жильца оформлены. Есть ли у него постоянная работа? Достаточно ли он кредитоспособен? Все было в полном порядке. Со сроком сделки гость торопился: жил он у друзей, ему хотелось скорее обрести свой угол. Хозяин же, напротив, с составлением договора тянул, откладывал со дня на день. А через месяц сказал, что ему предложили более выгодную ренту, и он квартиру сдал.
Однако гость пошел «на принцип». Во-первых, он узнал, что «более или менее» выгодной цены на аренду не существует: она регулируется и лимитируется. А во-вторых, он подождал еще месяц и установил, что свет в окнах не зажегся ни в один из вечеров – в квартире никто не жил. То есть она не была сдана. И тогда иммигрант подал в суд.
– Ситуация была очевидной, – рассказывал мне Шелл. – Типичный случай расовой дискриминации. Однако доказать это оказалось делом почти невозможным. Хозяин клялся, что обожает африканцев, но что жильцы поставили ему условие: либо новый сосед, либо они уезжают.
– Жильцов же можно было опросить? – предположила я с простодушием дилетанта.
– Опросили. Но кто же сознается в откровенном расизме? Все дружно отрицали свою роль в этом деле. По моим ощущениям, жильцы тут ни при чем. Это было явно решение самого хозяина.
– Чем же дело закончилось?
– А оно не закончилось: судебный процесс по обвинению в расовой дискриминации все еще продолжается.
У меня в блокноте есть еще пара случаев, несколько омрачающих безоблачную картину вхождения иммигрантов в шведскую жизнь. Молодой талантливый математик Леонид Кобецкий живет в Швеции давно. Еще в детстве он приехал с родителями из Польши. Окончив университет, Леонид разослал резюме в несколько десятков мест, где были объявлены соответствующие его уровню вакансии. В ответ он получил… ноль предложений. Я спросила его: