Золотая шпора, или путь Мариуса

Ясенов Евгений

— Не советую, друг Расмус, — с легкой укоризной сказал Уго, указывая на новый пистолет. — Лучше бы оставил себе испытанное оружие. Да и дружеский подарок все-таки. Нехорошая примета — подарок выбрасывать.

— Так ведь этот лучше, — простодушно ответил Расмус, с любовью глядя на новый «ствол». Но, подумав, принял соломоново решение. — А я их оба возьму.

Кроме того, он с неизвестными целями прихватил нарядную дробницу, прельстившись ее роскошной бисерной вышивкой.

Ни один из троих не смог отказать себе в удовольствии перекусить на ходу. Голод все еще донимал их. Да и скачка предстояла

отчаянная. Жуя, они подошли к коновязи. Бахар со связанными руками и приставленным к спине ножом плелся с видом обреченного. Было тихо. Лишь вдали орало что-то типа выпи. Если Курш Бахар и рассчитывал на какую-то помощь, то расчет его провалился. Ничего, ну буквально ничего в Кабе не охранялось. Приходи и забирай все — начиная с лошадей и заканчивая сокровищами. Бог Митра (или, если угодно, сила предрассудков) охранял Кабу только от своих, которые и без того не рискнули бы приблизиться к святому месту в неположенное время. А вот чужие… Что им кара Митры? Они застрахованы от нее собственной верой — или, если угодно, собственными предрассудками.

Трех скакунов выбрали наугад. Обмотав им ноги тряпками, оседлали и взнуздали, укрепили у седел походный скарб.

— Ну и духота, — сказал Уго. — К грозе, что ли?

Бахар ждал, когда его, наконец, развяжут.

— Заткни-ка ему рот, друг Расмус, — распорядился Уго. И тут же Бахар вновь потерял дар речи. А на его бешеное мычание беглецы просто не обращали внимания.

— Чего ты, родной? — миролюбиво спросил Уго, наблюдая за судорогами жреца. — Мы ведь не дураки. Оставь мы тебя здесь, ты через минуту поднимешь всех на ноги. Нет, уважаемый, мы отпустим тебя позже.

Впрочем, их совместное путешествие не затянулось. Через пару миль кавалькада остановилась. Брезжил рассвет. Освободив лошадей от ставшей ненужной обуви, Расмус рассупонил Бахара и сгрузил его со спины своего скакуна, который вздохнул от облегчения. Освободив религиозного лидера от пут, Расмус толкнул его в спину:

— Давай, опудало, шагай в свое стойло!

Бахар злобно глянул на них своим мутным глазом:

— Я пойду, но вы не спасетесь. Митра накажет каждого из вас! Всех по очереди! И первого — тебя, паршивый нечестивец!

— Тьфу на твоего Митру! — набрав полный рот слюны, Расмус плюнул, но не на бога, которого перед собой не видел, а на его наместника, который стоял в пределах досягаемости. Бахар побледнел, глаза его сузились.

— Будь ты проклят, вонючий червь! — прошипел он.

— Подотрись — и шагай! — расхохотался Расмус. Смеялись и Уго с Мариусом. Всем было очень весело, потому что они почувствовали сладостное дыхание возвращенной свободы. Бахар их больше не интересовал.

Уго посмотрел в глаза Расмусу.

— Ну, дружище, ты молодец! Без тебя бы не выпутались, — и он протянул руку. Расмус, не раздумывая, пожал ее. Он почувствовал: барьер, разделявший их с Уго, рухнул. В душе возникла небывалая легкость. Наконец, после стольких испытаний, стольких недоразумений, три атома, подспудно стремившихся друг к другу, составили единое целое. Теперь они могли свернуть горы.

Расмус обнял Мариуса и при этом почувствовал укол под левой лопаткой Он пошевелил плечом.

— Что там у тебя? — спросил Мариус.

— Да, видно, обо что-то ударился.

Курш Бахар

стоял в отдалении, хищно скалясь. Последний раз посмотрев на него, Уго сказал:

— Ну все, поехали. И быстрее. Они еще могут нас догнать.

Вздымая тучи пыли, лошади взяли курс на юг, к Красному Лесу. Его приближение чувствовалось. Растительность становилась гуще, а через час стали попадаться и деревья со странной кровавой листвой.

Перед лесом лежал громадный бесконечный ров. Граница страны Джанг. Черту рва степняки никогда не переходили. Уго знал это.

Красный Лес степнякам неподведомствен. Красный Лес — синоним свободы и спасения.

Оказавшись на краю рва, Уго закричал от радости. В этот момент из-за деревьев показался краешек солнца. Нет, новый день надо встречать уже в лесу. Гикнув, Уго канул со своим конем вниз, по склону рва.

Достигнув дна, он оглянулся. За ним спускался Расмус, привалившись к лошадиной шее. Когда лошадь остановилась, Расмус свалился на землю.

— Что с тобой? — вскрикнул Уго и, соскочив с седла, бросился к Расмусу. Тут же подскочил и Мариус. Они перевернули товарища на спину.

Расмус не дышал. Лицо его на глазах покрывала смертельная бледность. На рассвете, в час, назначенный для жертвоприношения богу Митре, он лежал на дне рва — и не оставалось никаких сомнений, что он мертв.

Глава 26 Красный лес

Вот и кончены все дела. Тело предано земле. Перед захоронением «браслеты» на запястьях Расмуса сбили камнями: руки покойного должны остаться навеки свободными. На могиле воздвигли самый значительный из камней, какие только смогли найти поблизости. Теперь никакая лесная тварь не разроет могилу.

При осмотре тела покойного от Уго не ускользнуло красное пятнышко под левой лопаткой. Он вспомнил, как трогательно они братались в степи и как Расмус жаловался на неприятные ощущения в этой области. А надо было не обниматься, а проследить за подлецом Курш Бахаром. Во время всеобщей радости толстый святоша наверняка и выстрелил в Расмуса каким-то хитрым образом. Чем-то вроде иглы с ядом замедленного действия. Перед тем, как опустить друга в могилу, Мариус рассеянно посмотрел на чудо-сапоги Расмуса, которым бог знает сколько лет и которые носил еще его старший брат, трагически погибший при сплаве леса. Ведь хорошая вещь пропадает, подумал Мариус! Вовремя вспомнив одиннадцатую заповедь (не возжелай обувь ближнего своего), он с проклятием отогнал неподобающую мысль, испытав при этом жгучий стыд. Это было последним сильным ощущением перед тем, как сознание Мариуса заволокла мутная пелена безразличия ко всему на свете.

Прозрачные сумерки пришли, как вязкое сновидение. Розовое небо с темными обрывками облаков. Уго вспомнил свое монотонное детство и свою постоянную жажду новых ощущений. Розовые дали, мнилось ему тогда, обещали назавтра необыкновенный день. Тогда он еще не знал парадокса Фигуранта: "Не верь небу — в нем истина твоя!" Тогда Фигуранта для Уго замещала мать, женщина тоже в своем роде мудрая. Заметив однажды, как сын, открыв рот, наблюдает розовый закат, она буркнула: "Дурак! Кто без толку пялится на небо, у того бельмо на глазу вскочит. Ты лучше делом займись".