Золотая шпора, или путь Мариуса
Шрифт:
— Привет, друг Уго, — хмуро поздоровался Расмус.
— Здравствуй, братец, коль не шутишь, — усмехнулся в бороду Уго.
Пройдет день или два — и Мариуса увезут навсегда. Утопающего надо спасать, пока он еще не утонул, и Расмус это правило понимал прекрасно. Ни на кого из сельчан в серьезном деле положиться нельзя. Бойцов-то вроде хватает, но здесь не удаль нужна, а такая храбрость, на какую только друг и способен. — Потолковать надо, — хмуро сказал Расмус.
— Присаживайся, — Уго подвинулся, уступая гостю место на лавке. Потом раздумал: — Нет, наверное, нам лучше зайти в дом. Так?
— Так, — хмуро согласился Расмус.
Освобождение Мариуса потребует не
Расмус пристально посмотрел на странного человека, умеющего писать. Кто он? Можно ли ему доверять хоть в малом? А кому вообще можно доверять? Доверять нельзя никому. Как говорят мудрецы сальвулы: "Никогда не сообщай своим друзьям того, что не должны знать твои враги". Счастлив тот, кому в этой жизни не нужны конфиденты.
Уго вертел в руках деревянную игрушку, почти готовую, которую обрабатывал вчистую с необыкновенным тщанием. Имел человек такое хобби. Еще мастерил бусы из стекляруса и дарил их бабам. Еще клепал чеканки и украшал ими стены своего дома. Пробовал работать по майолике…
Итак, обрабатывал Уго детскую игрушку. На Расмуса даже не смотрел. Движения его были четкими и вдохновенными — как у ваятеля, припавшего к глыбе мрамора. Расмус, обычно чуждый нерешительности, замялся. Слишком многое стояло на кону.
— Слыхал про Мариуса? — мобилизовавшись, начал Расмус.
— Слыхал, — бесстрастно отозвался Уго. Его речь имела милую особенность: сонорные время от времени вдруг начинали звучать как спиранты, из-за чего казалось, будто Уго запихал за щеки орехи и ни в какую не желает с ними расставаться.
— Да разве он убить-то может? — горячо воскликнул Расмус. — И придурку понятно, что его подставили.
— Может быть, — холодно заметил Уго. — Мне-то какое дело?
Уго буквально выставлял напоказ свое безразличие. Стараясь держать себя в руках, Расмус продолжал:
— Выручать его надо, вот что. И быстро. Я тут подумал — и решил с тобой посоветоваться. Ты человек ученый, ты можешь помочь.
Черные, слегка навыкате глаза Уго оторвались, наконец, от игрушки и с веселым удивлением остановились на собеседнике:
— Чего
Хороший вопрос. Но на него у Расмуса припасена домашняя заготовка.
— Мы тебе заплатим, — веско обронил он.
Голосом сладким, как марципан, Уго поинтересовался:
— Вы? Чем? Прошлогодним навозом?
— Золотом! — с невыразимым апломбом заявил Расмус.
Уго славился своей выдержкой.
— Чем? — спокойно переспросил он.
— Ты что — глухой? Золотом, золотом!
Уго в легком недоумении откинулся назад, наморщил лоб и раздраженно сжал губы.
— Ладно. Давай по порядку. Почему ты пришел ко мне? — спросил он, делая ударение на «мне». — Я что — всенародный староста?
Еще один хороший вопрос. На него не ответишь до конца вразумительно.
— Нет, ты глухой, — ехидно заметил Расмус, уходя от комментариев. — Сказано: потому, что ты ученый человек.
— Будет тебе фуфло нести, — неожиданно резко перебил его Уго. — При чем тут ученость? Тебе ж не книжку прочесть надо. Тебе, как я понимаю, боевые товарищи требуются. А мы ведь не то, чтобы друзья.
— Может, друг любезный, подскажешь, кто мне помогать возьмется?
Бесспорно, лучший вопрос вечера! Уго задумался. Задумчивость ему шла.
— Ты, пожалуй прав, — протянул он понимающе. — В деревне таких не сыщешь…
То-то и оно! Забиты, запуганы людишки. Нет пассионариев. Сплошные амебы какие-то. — А ты им — золото, — провокационно посоветовал Уго. — Некоторые, любезнейший, очень любят золото.
— Знаю, — согласился Расмус. — Но старосты они боятся больше.
Страх этот был безотчетным, инстинктивным и повальным, с успехом выполняя функции осевой подпорки мироздания в Черных Холмах. Для обитателей деревни староста воплощал многие начала. Он был грозен, как кара Божья, неизбывен, как мутный поток великого Кельрона, и инороден, как сальвул. Для сиволапых в своем большинстве сельчан он представлялся парящим в недосягаемых высях, в параллельном мире даже, откуда метал молнии и сквернословия. Узнав, что кто-то провинился (с его точки зрения), он возглашал во все свое хайло: "Подать суда детей нечистой силы!" И штрафники приближались к этому мощному старику с ярко выраженной готовностью ответить за все именно в качестве детей нечистой силы. При желании староста мог легко внушить подотчетному народу, что он — именно первосотворенный человек Гюнрад, созданный из древовидного обломка, найденного на берегу моря, и что он, как некогда Гюнрад — владыка мира в эпоху тысячелетнего золотого века.
Столь глубинный сервилизм могли одолеть лишь передовые члены общины. Расмус и Уго представляли эту ничтожную когорту — каждый по-своему.
— Мне не бойцы нужны, — сказал Расмус, тяжелым взглядом своих прозрачных глаз сверля собеседника. — Мне ты нужен.
— Зачем? — вкрадчиво поинтересовался Уго.
Вот грань, переступать которую без гарантий уже опасно. Расмус это ясно понимал.
— Так ты согласен? — спросил он, прищурившись.
— За что я буду работать? — невинно поинтересовался Уго. — За золото, так?
— Верно.
— Оно у тебя есть?
— Есть.
— Ну-ка, интересно было бы взглянуть!
— Ты согласен или нет?
Уго тонко улыбнулся, став похожим на плутоватого маклака.
— Нет, так мы с тобой никогда не договоримся. Выкладывай все — или прикрываем лавочку. Только не надо про золото! Об этом расскажешь своей бабушка после полуночи.
Расмус яростно зыркнул на непростого собеседника.
— Осел и в Густане конем не станет, — заметил он после тяжелой паузы. Хотел сказать резче, но в последний момент обуздал эмоции. — Есть у нас золото!