Золотая шпора, или путь Мариуса
Шрифт:
Уго облегченно вздохнул. Полдела сделано! От старосты удалось отделаться, а это главное. В любом поединке задача номер один — достичь перевеса. В партии против старосты перевес Уго уже получил.
— Присядь, друг Мариус! — Уго говорил мягко, напевно, работая на контрасте с брутальным Ури Боксерманом.
Мариус, как завороженный, глядел на ласкового грамотея. Наконец, с большим опозданием до него дошел смысл сказанного. Мариус перевел взгляд на стул, осиротевший после ухода старосты. Тяжкое раздумье — и Мариус с опаской присел на краешек. — Теперь слушай внимательно, если хочешь спасти себе жизнь.
Уго
— Ты должен рассказать мне всю правду. Если что-то утаишь, это обернется против тебя, и спасти тебя я не смогу.
Уго видел, что Мариус воспринимает речь. Но, Бог ты мой, какие заторможенные рефлексы у этого овечьего пастыря!
— Наверное, проще, если ты будешь отвечать на мои вопросы. Вопрос первый и главный: ты убил гвардейца?
Мариус энергично и отрицательно замотал головой.
— Так я и думал. Впрочем… Ну, да ладно. Вопрос второй: знал ли ты убитого?
— Не… Я… В первый раз… — бормотал Мариус.
— Понятно, — усмехнулся Уго. — Кого-то подозрительного рядом с двором накануне видел?
Отрицательный кивок
— Так, — протянул Уго, несколько озадаченный. — Ладно, идем дальше. Как получилось, что ты лежал в кровати, весь перепачканный кровью?
— Не знаю, — промямлил Мариус со слезой в голосе.
— Это как же?
— Не помню ничего. Спал я, а когда проснулся, в доме было полно народу, и кругом кровь.
— Хорошо. Допустим. А что было до того, как ты лег спать?
Мариус замялся. Пауза затягивалась.
— Правда и ничего, кроме правды, — напомнил Уго, чувствуя, что начинается самое интересное.
Мариус обреченно вздохнул и пробормотал:
— Мы сидели с Мусти, и я… я ему рассказывал… рассказывал… про золотую шпору.
— Про что? — Уго начинал волноваться и возбужденно глотать некоторые звуки.
— Про золотую шпору.
— Это еще что такое? — Уго без всякого труда изобразил крайнее удивление.
И Мариусу пришлось рассказать все. С каждым словом он все больше запутывался в сетях, искусно расставляемых грамотеем. Уго оказался большим мастером выпытывать необходимое и не упускать мелочей. В конце концов, Мариус, разоружившись перед собеседником, почувствовал невыразимое и совершенно неожиданное облегчение. Уго ощущал себя в шкуре хитрюги-стряпчего, для которого обжулить клиента — первичный профессиональный навык. Пока все шло замечательно. С мизером улик так гениально вычислить ситуацию — это знаете ли… Теперь, понимал Уго, все упрощается — хотя бы в том смысле, что остается только действовать. Быстро и четко.
— Сказать по правде, о твоей шпоре я знал, — обронил Уго небрежно.
— Откуда? — выпучил глаза Мариус.
— От друга твоего, Расмуса. Он собирался тебя освобождать, а меня вербовал в подельщики и собирался расплачиваться золотом.
— Зараза! — выкрикнул Мариус в сердцах. — Он что — с дерева свалился? Мне же с ней нельзя расставаться, с этой шпорой!
— Парень действовал правильно. Он не мог дожидаться, когда тебе голову отрубят.
— Ну, отдай он тебе шпору — что дальше? Орден Пик меня тут же и прихлопнул бы. Какая разница?
Уго усмехнулся. Когда припрет, паренек умеет мыслить логически.
— Не волнуйся. Как ты понимаешь, с Расмусом мы не договорились, — успокоил он Мариуса.
— Ну, и что Мусти дальше делать стал?
— Понятия
— Да все равно, шпору-то я потерял, — грустно развел руками Мариус.
— Не переживай, — спокойно заметил Уго, знавший о судьбе шпоры побольше Мариуса. — Главное для тебя — отсюда вырваться. Тебе нужно сейчас подписать бумагу, что ты сознаешься в убийстве.
Мариус оторопело раскрыл рот:
— Да ведь меня тут же прямиком на плаху отправят. Нет, я правду говорить буду!
— И кто тебе поверит? Никто, кроме твоего Мусти. А вот бумага тебе действительно поможет…
— Это как же?
Уго хотел избежать долгого разговора — староста мог потерять терпение. Но требовалось немалое время, чтобы растолковать остолопу — овцепасу план, экспромтом родившийся тут же, в амбаре. Поэтому Уго решительно рубанул рукой воздух:
— Давай, братец, договоримся так: если веришь мне, то не задаешь лишних вопросов.
По глазам Мариуса было видно, что он и сам не знает, верит ли этому страннейшему человеку, говорящему парадоксами. Он мучительно соображал, ухудшит ли свое положение, подписав бумажку… И, как обычно, не в силах просчитать арифметически все многообразие ситуации, остановился в самом начале, плюнул, махнул рукой и решил, что нынешнее положение ухудшить невозможно. Раз так — почему бы не поверить грамотею?
Через пять минут Уго показался из амбара с вожделенной бумагой. Помахивая ею, подошел к старосте. Тот, выхватив документ, прочел по складам: "Я Мариус Люкс, сознаюсь, что убил человека в мундире гвардии его светлости герцога Тилли, в чем раскаиваюсь." Текст был выведен каллиграфически. Внизу стояла корявая буква «М». Ее под опекой благодетеля-грамотея вывел Мариус — первую букву в своей жизни.
Прочтя бумагу, староста удовлетворенно сощурился.
— С этой бумажкой мы с вами, господин староста, горы свернем, — бодро сказал Уго.
Именно это он и собирался сделать.
Глава 5 Как сработал план грамотея Уго
И был полдень. И нещадно палило солнце, словно не май стоял на дворе, а самый разгар июля. И живописная процессия показалась из-за холма. Из-за одного из холмов, кои окружали деревню и вершины коих оставались свободными от растительности (в силу необъяснимых причин) и оттого всегда выглядели черными, дав, собственно, название деревне. Во времена незапамятные, еще до горульских войн…
Словом, был полдень. И работники, ускользая от жары, направлялись с полей в благодатную тень. Заслуженный отдых! Тут-то они и увидели, как надвигается со стороны Реккеля грозная процессия.
Во главе кавалькады на прекрасном белом коне восседал человек, при виде которого замирало все живое. Работники, как по команде, оборвали праздную болтовню и смех. Всадник выглядел как одушевленное проклятие Господне. Весь в черном, сухой, как осока, в шикарных сапогах из юфти, в черной шляпе с высокой тульей — покрой "охотник за ведьмами". В мрачном седоке легко угадывался шпион либо вершитель правосудия. В пользу последней версии говорил состав кавалькады — шесть разномастных молодцов в красно-желтых мундирах, видных за милю — как лягушка на скатерти.