Золотая свирель

Кузнецова Ярослава Анатольевна

Закрываю глаза, чтобы не отвлекаться.

Ниже, еще ниже, под защиту подводных холмов, куда не задувает холодный ветер течения, еще ниже, где каменная воронка всасывает в свое нутро витую донную струю. Водяная сеть оплетает тело, вытягивая струной, и вводит его в узкую щель, словно иголку в предварительно проколотое шилом отверстие в толстой подошвенной коже.

Шершаво-скользкие стены оглаживают грудь и ягодицы, меня переворачивает, выгибает, пронося спиной над каким-то завалом — вдоль позвоночника длинно проводит пальцем каменный выступ… и я отчетливо

понимаю что развернуться мне уже не удастся и назад пути нет.

Тошный взрыв страха выбивает из легких почти весь воздух, бездумно распахивает веки. И тотчас его догоняет удар понимания — думать нельзя.

Нельзя думать! Никаких мыслей!

Молчание, ворвавшееся вместе с догадкой, мечется в коробке черепа, ищет выход… и я слышу, как внутри меня захлопываются двери и с грохотом падают засовы — молчание, тишина, убийца мыслей — поймано в ловушку, как мышь в мышеловку.

Скрутившая внутренности судорога потихоньку отпускает. Я работаю руками, помогая течению протаскивать себя сквозь каменную кишку. Мрак вокруг такой, что чудится — он шевелится, он клубится, он слоистый и неоднородный; он создает ощущение стремительного движения сквозь ребристые стенки тоннеля… или я в самом деле вижу эти стенки? Мрак нанизывает на меня кольца разного оттенка беспросветности, словно ребенок собирает пирамидку: одно за другим, однозадругим, однозадругимзадругимзадругим…

Быстрее, быстрее!

Сверху, от вытянутых над головой рук, вместе с рябью проносящихся колец, наплывает зеленоватое свечение. Или это снизу? Пространство вокруг неуклонно наливается знакомым фосфорным светом, а внутри, в горле, в груди, нарастает бессловесный восторг: мертвая, мертвая вода…

Кольца бледнеют, расширяются, расходятся в стороны, тают, как табачный дым… и только два из них, два темных небольших кольца застревают у меня на запястьях, на каждой руке — по темному кольцу, по черному широкому браслету, и руки, оказывается, уже не подняты над головой, а распахнуты крестом, и тела я не ощущаю, а вокруг плещется, колышется светящаяся могильная зелень.

Делаю вдох.

Вдох?

Это не вода, это воздух, вымороженный воздух малого грота, даже не воздух — пахта, от воздуха оставшаяся, пресная, процеженная сыворотка. Но грудь послушно поднимается, втягивая в легкие подкрашенную фосфором пустоту. Тонкий звон висит в замкнутом пространстве, я дергаю руками — и звон повторяется.

Так было… так уже было…

Это сон?

Это кошмар.

Так уже было… Амаргин… Вран… я…

Там, внизу, в воде, должна лежать я.

Шея затекла — больно. Шуршат тяжелые волосы, скользят, легонько царапая плечи. Опускаю взгляд.

Вода ближе, чем в прошлый раз. Лапы скрыты под мерцающей поверхностью, я вижу их тусклое свечение со дна. Женщины в белом платье нигде нет.

Вот как? А где же тогда я?

Тебе лучше знать.

Застряла в тоннеле! Захлебнулась! Мертвый распухший червячок в червоточине…

Тише.

???

Тише. Это всего лишь сон. Кошмарный сон. Ты где-то рядом, и пришла ко мне во сне. Я помню тебя. Здравствуй.

Что?

Здравствуй,

говорю. Я узнал тебя.

Дракон???

В мозгу рождается долгий бархатный отзвук, басовый глубинный аккорд, словно где-то в бездонных недрах, у огненных жил земли, льют тяжелое серебро. Каменная форма беззвучно распадается, открывая тайную серебряную сердцевину — и я вижу, чую, слышу ее суть: Эрайн…

Эрайн.

Все тело гудит тонкой дрожью, откликается, словно камертон, и я ощущаю, медленный, сильный толчок сердца в груди — и странным, близким эхом вторит ему другое, огромное сердце — словно бы и во мне, и, одновременно, вне меня…

Кто ты?

Пронзительное, пугающе-знакомое ощущение, будто кто-то встал вплотную за моей спиной и прикрыл глаза ладонями: догадайся! Я зажмуриваюсь, чувствуя чье-то теплое дыхание на затылке. Пытаюсь ухватить несуществующие ладони — руки дергаются в оковах, звенит металл.

— Кто ты?

Короткий всхрип серым лоскутом повисает в звоне цепей. Язык неловко шевелится, ощупывая изнутри лезвия зубов. Попытка повторить вопрос — язык вылетает наружу и мечется перед глазами узкой темной лентой, раздвоенной на конце… Отпрянув, натягиваю путы.

Не пугайся.

Язык… как у змеи!

Это кошмар, не бойся. Бред тяжелораненого. Ты ведь недавно у Стайга? Я, наверное, был здорово ранен. Сам виноват.

Ты о чем?

Вот что мне скажи: чем все закончилось?

Что?

О, пропасть… Ладно. Ты чья?

В смысле?

Кто твой учитель?

Амаргин. Геро Экель.

Геро? Твой учитель? Тьма меня побери… Ладно. Он здесь бывает?

Да. Он заходит. Он приставил меня за тобой ухаживать.

Хорошо. Не бери в голову. У него спрошу. Спасибо, что занимаешься мной, Лессандир. Мне это очень помогает.

Откуда тебе известно мое имя?

Мягкими теплыми перекатами — смех. Беззвучный, щекочущий в груди, легким пером трепещущий в горле — фррр!

Да ты совсем зеленая!

Сам ты зеленый! Вон, светишься даже!

Фррр! — смех. Он захватывает меня, я тоже смеюсь, хоть ничего не понимаю. Звенят цепи, густо шелестит масса лезвий-волос, даже из горла вырывается какой-то сипящий клекот. Я ощущаю вдруг, как с натугой, тяжело, вне моего желания, оживает большое, непомерно большое тело… как колючие мурашки полчищами носятся под кожей, расправляя застывшие сосуды, пробуждая онемевшие нервы, расталкивая впавшие в летаргию мускулы.

Поверхность воды, кренясь перед глазами то в одну, то в другую сторону, уходит вниз. Я запоздало ловлю ощущения тела — и снова поражаюсь. Тело огромно, длинно, непослушно, у него слишком много конечностей. И — словно отражение в зеркале, словно эхо — порыв чужого изумления.

Эрайн?

Мы стоим, покачиваясь, в зеленой воде. Ворочаем башкой.

Я здесь.

Как ты ходишь???

Озадаченное молчание. Потом лапы судорожно дергаются, сначала задние, потом передние, потом дергаются распятые руки, а потом мы грузно плюхаемся животом в воду, заваливаемся на бок и повисаем в цепях.