Золотая всадница
Шрифт:
– Если всего лишь жены, – неуверенно пробормотал генерал, – тогда ничего.
– Но я не могу ехать на охоту, – пожаловалась Лотта. – Даже если бы я захотела…
Она умолкла и, прикусив нижнюю губу, стала размышлять, не удастся ли отговорить короля от этой затеи. В конце концов, с точки зрения Лотты, с ней Стефан мог провести время куда приятнее.
– Меня, вероятно, пригласят на охоту, – сказал генерал. – Поверьте, я сделаю все, чтобы эта авантюристка не смогла к нему приблизиться.
– А если вас не позовут? – сухо спросила Лотта. – Полковник вполне может сделать так, что
– Чтобы я зависел от какого-то полковника? – вскинулся Ракитич. – Если меня не пригласят, я пожалуюсь военному министру! Они не имеют права меня обойти!
Лотта посмотрела на генерала и подумала, что некоторые военные глупы до безобразия. Охота – частное дело, и при чем тут, скажите на милость, какой-то военный министр?
Забегая вперед, скажем, что Лотте не удалось отговорить Стефана от поездки, как не удалось и заставить включить Ракитича в список приглашенных. Балерина просила слишком настойчиво, и у Стефана закралось подозрение, не является ли генерал ее любовником. Кроме того, он и так из-за Лотты лишился возможности играть в теннис на корте баронессы и не желал, чтобы ему перечили еще и сейчас.
– Мне не нравится эта баронесса, – сказала Лотта, проникновенно глядя в глаза своему любовнику. – Пообещай мне, что даже не станешь на нее смотреть!
И Стефан пообещал. Также он дал слово, что не будет ее слушать, но, когда он явился на охоту и завидел Амалию в золотистой амазонке рядом с ее золотистой лошадью, все обещания разом вылетели у него из головы.
Кроме того, рядом с Амалией находился наследник престола и, как выразился позже ехидный Верчелли, «почтительно пожирал ее взором». Стефана задело, что гостья увлечена беседой с князем, а не с ним, и он подошел ближе.
– Ваше величество! – сказала Амалия и сделала очаровательный реверанс.
Глаза баронессы блестели сегодня особенно ярко, и король посмотрел на нее с удовольствием. Ах, если бы она не была так предана интересам своей страны… и была чуточку более легкомысленна, у них могло бы что-то получиться.
«А впрочем, кто сказал, что у нас ничего не выйдет? – подумал Стефан. – В конце концов, я могу пообещать ей договор о нейтралитете, если и она кое-что мне пообещает… так сказать, взамен. Мой кузен для нее не годится, он слишком серьезный, с ним она умрет от скуки, а вот я… совсем другое дело!»
– Я проезжал вчера мимо вашего дома, – сказал Михаил Амалии, – и в окне видел вас. Мне показалось, вы читали книгу.
– Да. «Историю Иллирии» Бреговича. Я не знала, что ваш знаменитый поэт писал и исторические сочинения.
– И что вы думаете?
– О чем? О книге, об Иллирии, об истории Иллирии или об истории вообще?
– Пощадите! – рассмеялся Михаил. – Просто об истории, – добавил он уже серьезно.
– Что ж, если вам угодно знать, я считаю, что история лепится из хаоса методом бесконечных проб и ошибок. Есть государства с долгой историей, прошедшие все ступени цивилизации и достигшие высокой степени организации. Есть, напротив, государства молодые, находящиеся в стадии становления, где внутренние связи еще не сложились
«Черт побери, – подумал король, – как она хорошеет, когда пытается умничать! Лотта, наоборот, в таких случаях смотрится глупее некуда».
– Милорад, – произнес он вслух, – где я мог забыть хлыст?
Войкевич кликнул слугу и приказал ему принести хлыст короля.
– Наверное, я оставил его в комнате, когда переодевался, – объявил Стефан. – А вот и ее величество!
Королева Шарлотта милостиво поприветствовала собравшихся, и машинально король отметил про себя, что его супруга оделась чрезвычайно к лицу. Положительно, сегодня ему везло на женщин, и он думать забыл о Лотте, которая страдала в своем роскошном дворце.
Охота началась как-то внезапно и бестолково, и позже Амалия могла вспомнить только лай собак, загонщиков в живописных национальных костюмах, разрумянившееся от скачки лицо короля, который, похоже, попал в свою стихию, и Михаила, который больше смотрел на нее, чем следил за охотничьими перипетиями. Но вот где-то впереди затрубили в рог, наследник встрепенулся, закричал что-то и ринулся вперед. Ему очень хотелось убить сегодня какого-нибудь зверя, чтобы поразить Амалию.
«Какая глупость эта охота, – сказала себе рассудительная баронесса Корф, когда вся кавалькада скрылась из виду. – Раньше, не спорю, это имело смысл, потому что охотой добывали пропитание; ну а теперь? Им что, есть нечего?»
Она передернула плечами и крепче сжала поводья.
«И какое у короля было глупое лицо, когда он утром смотрел на меня… Он все время смеялся и высовывал кончик языка, косясь в мою сторону. Уж не собирается ли Стефан предложить этот никчемный договор о нейтралитете за то, что я буду к нему благосклонна? Ах, ваше величество, ваше величество!»
Тут Амалия услышала плеск воды и, повернув в сторону, через несколько минут выехала к реке, вернее, крошечной речушке, которая весело бурлила, пробегая по камням. На берегу стояла тощая, заморенная лисица и, склонив голову, жадно глотала воду. Бока ее мерно раздувались и опадали.
С опозданием завидев Амалию, она прыгнула в сторону, и страх в ее глазах напоминал страх загнанного в угол человека, который отлично понимает, что вот-вот ему конец.
Амалия посмотрела на лису, вздохнула и, развернув лошадь, поехала обратно. Желтый конь недовольно фыркнул и мотнул головой. Поведение хозяйки ему инстинктивно не понравилось. Как можно было уезжать, даже не поборовшись за добычу?
«Кажется, я отстала от моих спутников», – подумала Амалия и пришпорила коня.
Через несколько мгновений что-то случилось. Позже Михаил сказал, что, наверное, лошадь оступилась и попала ногой в кротовую нору, но никакой норы в тот момент Амалия не заметила. Она знала лишь, что только что ехала верхом – и вот уже лежит на траве, почему-то без шляпы, и вдобавок пребольно ушиблась локтем и левым коленом о ствол поваленного дерева, почти незаметный в высокой траве.