Золотистые оправы. Сборник рассказов
Шрифт:
– Потому что ничего не изменится. Я больше ничего не смогу изменить, – бормотал он, уходя, прячась в своей комнате. Выключал свет, задергивал шторы. И только шумно дышал.
– Кажется, я знаю, Алла… Есть слова, которые объясняют все.
Наутро начались истерики. Мирон рыдал и бился головой о пол и стены, разбил стекло. У нее билось сердце, ее швыряло от стены к стене в их маленькой кухне, как бабочку в банке. Она набрала номер.
– Что с ним? – спрашивала она врача «скорой» – крепкого, мордастого, в синей форме с красным крестом. Врач удивился непониманию:
– Как что? Человек из него вышел.
Теперь Мирон жил здесь, в других стенах, в свете другой лампы. С
– Отдай мой носик, – шептал он Алле. – Отдай мой носик!
Ей стало не по себе, и она поднялась со стула. Рыдающий мужчина казался омерзительным, и прожив половину жизни, Алла не изменила бы этого мнения: брезгливость была инстинктивной, прописанной в ее коде с рождения. Была и жалость, но жалость Алла выискивала в себе, старательно, как правильная школьница, пробуждала. Жалость к этому родному когда-то человеку. Который много сделал для нее, для них, и вот – сломался. Но жалость была противна ее натуре. «Мир не мир, а жить как-то надо, ведь я же живу, живут все», – объясняла она не себе, своей жалости. А объяснять что-то Мирону было поздно.
Закрыв за собой дверь, она решила: не возвращаться в это место больше никогда.
Новый год Алла готовилась встретить одна. Поговорила с подругами, поздравила коллег, позвонила родителям. Выпила шампанского, долго стояла у окна, всматривалась в оледеневшую речку. В новом году исполнится тридцать шесть, нет семьи, смысла и удовольствия жить, впереди – неизвестность; настроение было не лучшим. И даже снежинки – веселые наклейки на стекло – она оставила там, в палате.
Зашла в соцсеть, и тут же бросилось в глаза, как пыль, как яркое пятно ослепляющего света: «Лучшие мультики к Новому году». Алла читала названия и понимала, что никогда не смотрела эти мультфильмы, даже в далеком детстве. Включила первый – «Дед Мороз и Серый волк», ей показалось забавным название: словно две сказки объединили в одну. Как «Чужой против Хищника», Алла усмехнулась этому неожиданному сравнению. Повернула ноутбук, чтобы лучше видеть, и принялась готовить салат.
«Наивно, – думала Алла, глядя на то, как волк из мультфильма надевает костюм Деда Мороза и залезает в кабину грузовичка. За рулем Снеговик, едут на праздник. – Как наивны все эти истории». Но выключать не хотелось – она поняла вдруг: ей хочется знать, как закончится эта простая, но отчего—то интересная история. Зевала, но погладывала на экран.
Снеговик «раскусил» волка. И резкий, уверенный, вначале угрожал ему, кричал, требовал:
– Вылезай! Уходи!
И даже волк на секунду поддался этой неожиданной силе Снеговика, его твердой, спокойной уверенности. А потом… потом вдруг что—то сломалось, и Алла приникла к экрану, не в силах отвести взгляд – ей был знаком этот слом, это странная, необъяснимая перемена. Она почувствовала, как холод пробрал все тело – от мочек ушей до кончиков пальцев ног, словно она сама превращалась в снежную фигуру. Волк из мультфильма выбросил вперед лапу, как будто хотел ударить Снеговика, но вместо этого выдернул из его круглого лица морковку и отшвырнул ее в сторону. Беспомощный, словно вся его сила была в морковке, Снеговик пошатнулся, взмахнул руками, вытянулся весь в сторону волка и прокричал, заставив Аллу замереть:
– Отдай мой носик!
И не было слов, чтоб описать этот крик, чтобы сказать – как он крикнул. Экран ноутбука, стол, стены квартиры, шторы, окно – все вокруг потеряло цвета и покрылось ледяной коркой, готовое в любую секунду
– С новым годом! – крикнул Серый волк, и заревел за кадром мультфильма мотор праздничного грузовичка.
Алла сидела, боясь сделать движение, боясь даже моргнуть – ведь в ее глазах отражалось все, что нужно знать о мире. Она все понимала, что можно о нем понимать. И все, что можно о нем сказать, слышала.
Алла плакала.
Сквозь слезы она продолжала смотреть. Видела, как настоящий Дед Мороз добрался до Снеговика, как подарил ему новый нос – золотую шишку, огромный красивый нос, не в пример той жалкой морковке; как Снеговик засиял от счастья. Но Алла знала, что на тех берегах, куда отплыл ее любимый, не будет никакого Деда Мороза, никакого нового носа.
Да и у нее здесь – не будет.
– Отдай мой носик, – сквозь слезы шептала она, и сверкала под потолком гирлянда. Плясали, отражаясь в лакированной поверхности старого советского шкафа, огоньки.
АССАСИН И АБИССИНКА
Едва обсохнув после моря, Гена Моргунов решил прогуляться за пивом. «Море без пива – деньги на ветер», – любил повторять, глуповато улыбаясь, обладатель маленького, но заметного пузца. Он прошел вдоль нескольких кафешек на набережной, минул канатную дорогу, которая каждый вечер доставляла его, уже готовенького, к ужину в санаторий, а дальше начинался маленький городок – одно-двухэтажные здания, несколько узеньких улочек на холме, пересекавшихся друг с другом настолько часто, что можно было сказать вернее: переплетавшихся. От одной из них уходила вверх лестница – по ней тоже можно было добраться до санатория, но мучила одышка. Зато утром, как говорил Гена, «самое оно».
Вдоль лестницы тоже жил кто-то, к удивлению Гены. Встречаются в южных городах такие лестницы, которые в то же время и улицы, и даже названия есть у них. На этой же лестнице местные умудрились разместить еще и рынок, где торговали сувенирами и всяким недорогим барахлишком – на широких пролетах, прямо напротив чьих-то окон. Из кабинки взмывавшей над этим великолепием канатки Гена любил заглядывать к местным в окна – толком ничего не видел, но сама возможность радовала. Вообще, он завидовал этим людям, жившим прямо у моря – что еще нужно было для счастья? «Да ни хрена, – отвечал он сам себе. – Живи, блин, и радуйся».
За лестницей открывался совсем небольшой парк, разбитый санаторием покруче, чем тот, где отдыхал Гена, – туда и добираться было короче, и кое-какая инфраструктура имелась: например, большое искусственное озеро. Проще было назвать его бассейном, но «озеро» звучало привлекательнее, да и поработали над ним неплохо: из воды тут и там вырастали маленькие островки с южными деревцами, а за небольшую плату можно было прокатиться на катамаране. Вечерами звучала восточная музыка, которую Гена не очень любил, но иногда терпел – а куда было деться, если она везде?
Поймав себя на недовольстве, Гена всякий раз напоминал себе же, что отдыхает. Тогда губы сами расплывались в улыбке. Так было и сейчас – ведь Гена прошел это расстояние совсем не потому, что очень хотел: просто пиво в местных магазинах было дешевле, чем в кафешках на пляже, да и выбор был больше. Устав топать по горячему асфальту, Гена представлял, как глотнет пивка, и ему сразу станет хорошо. А потом пойдет купаться, и станет еще лучше. А потом еще чего-нибудь придумает, чтобы совсем уж распирало. Но это будет потом.