Золото Афродиты
Шрифт:
В периоды безденежья становилась особенно злой и агрессивной. Артур знал, что лучше в это время не попадаться матери на глаза — изобьёт до полусмерти. Несколько раз от побоев он терял сознание, его увозили в больницу с едва заметными признаками жизни. Видя мать злой, забивался под кровать и сидел там до глубокой ночи, слушая пьяные разговоры взрослых, которыми они сопровождали любовную возню.
О его существовании никто не вспоминал, до него никому не было дела. Он сидел под кроватью до тех пор, пока не начинал раздаваться храп. Только тогда, в темноте, выползал в комнату и искал в грязных кастрюлях и сковородках остатки еды, чтобы утолить болезненное чувство голода.
Он хорошо помнил, что одежду ему давали соседи от своих выросших детей, иногда угощали хлебом. Когда ему было десять лет, за матерью
С бабушкой жить было легче. Во—первых, она раз в месяц получала пенсию и в доме пахло супом и жареной картошкой, во—вторых, его теперь никто не бил и, в—третьих, бабушка иногда ему что—то покупала из одежды. Но и к ней постоянно приходили знакомые, сразу накрывался стол, выставлялась бутылка водки, закуска и начинались душевные разговоры, пьяные песнопения, а заканчивалось сходка слезами и выяснением отношений между подругами. Всё—таки, благодаря бабушке, он закончил восемь классов и научился в ПТУ водить машину. Вскоре началась перестройка, а вместе с ней полная неразбериха во всём.
Мать выпустили из тюрьмы, к ней в гости стали захаживать закадычные подруги по зоне, все, как на подбор, с похожими отёчными и серыми лицами, с ними вместе приходили их друзья — бывшие уголовники, и в доме опять начинался пьяный кутёж. Однажды один из пришедших друзей матери обратил внимание на Артура. Узнав, что он умеет водить машину, предложил мальчишке подзаработать денег. Он разжёг интерес у Махонина к риску, научил обращаться с огнестрельным оружием. Видя, как разгорелись у подростка глаза при виде пистолета, «крёстный отец» раздобрился и подарил Махонину пистолет Макарова, предупредив, чтобы ни перед кем не хвастался и хранил его в тайнике.
Так Махонин встал на преступную тропу. На первом же деле — ограблении сберкассы на окраине города с убийством кассира — все соучастники были пойманы и арестованы. В восемнадцать лет он оказался за решёткой. Отсидев пять лет, попал под амнистию, пришёл домой и узнал, что мать умерла, отравившись техническим спиртом, а его восьмидесятилетняя бабушка лежала парализованная и не вставала с постели.
За бабушкой ухаживала дочь её подруги, сорокапятилетняя Климова Раиса Ивановна. Махонину было тогда двадцать три года. Раиса Ивановна была одинокой женщиной, умеющей сострадать чужому горю. Она из жалости приходила к одинокой старушке, варила еду, покупала лекарства и убирала в квартире. Махонин, находясь в тюрьме среди отпетых воров, насильников и убийц, был много наслышан о любви и измене. Вдобавок ко всему в камере, где он отбывал срок, находились два педераста. Каждую ночь братва дружно пользовала их. Вышел Махонин из тюрьмы теоретически и практически подготовленным к обращению со слабым полом. Каким образом между ним и Раисой Ивановной возникли интимные отношения, одному Богу известно. Может быть, потому что Раиса Ивановна никогда не была замужем, имела доброе, отзывчивое сердце, всегда мечтала о счастливой семейной жизни, а этот молодой человек, оступившийся в жизни, никогда и ни от кого не слышавший доброго, человеческого слова, казался ей таким несчастным и незаслуженно обиженным судьбой. У неё хватило доброты и на его немощную бабушку и на него самого. А он однажды, напившись водки, стал выяснять с ней отношения, заподозрив, что она из корыстных побуждений ухаживает за бабушкой. В невменяемом состоянии, едва ворочая языком, доказывал доброй женщине, что она исключительно ради своих меркантильных интересов получала за бабушку пенсию, убирала за ней, кормила и лечила, в надежде на то, что впоследствии получит в собственность её квартиру. Разборка закончилась трагически: под вечер он пришёл к ней в дом и убил её из пистолета, что ему подарил «крёстный отец». Придя в себя после содеянного, вызвал «скорую» помощь, но Климовой она уже не потребовалась.
Его арестовали, все улики были против него, ему вновь предстояло отбывать тюремное заключение. Князев вытащил его из этой истории. Он научил, что нужно говорить на допросах, от чего следует отказаться, о чём молчать. Расследование преступления тянулось долго, за это время сменилось несколько следователей. Махонин помнил наставления Князева и выполнял их. В конце концов его выпустили из—под стражи.
Начало смеркаться, и он поспешил домой.
В субботу опять с раннего утра занял наблюдательный пост на въезде в Митино. Он сидел на пригорке среди кустов и деревьев и внимательно разглядывал машины, въезжающие в дачный поселок. Наконец, в начале десятого, увидел приближающийся джип. На повороте машина затормозила, и Махонин разглядел за рулем Князева. Джип быстро скрылся среди домиков. Махонин встал и поспешил на дачу. Переодевшись в пиджак и сапоги, быстро пересёк участок и скрылся в лесу. По знакомой дороге через полчаса добрался до озера и устроился на берегу напротив охраняемой дачи ментов.
Отсюда просматривался весь противоположный берег. На той стороне водоёма на приколе стоял катерок, рядом две моторные лодки. Выше на берегу, за бетонной стеной, зеленел сосновый бор, сквозь толстые стволы были видны уютные кирпичные домики. Махонин сидел, смотрел на противоположный берег и размышлял, каким же образом встретиться с Князевым. Со стороны озера попасть на территорию заповедной зоны можно было только вплавь с наступлением темноты. Если же попытаться проникнуть по суше, то нужно сейчас, пока светло, идти в обход озера и искать в ограждении какой—нибудь проход в виде дыры или подкопа. С наступлением сумерек можно будет прийти в гости к Князеву. Между тем он не подозревал, что его фигура уже привлекла внимание бдительной охраны резиденции ментов. Замаскированные видеокамеры, установленные на стволах сосен, круглосуточно охраняли прилегающую территорию. С экранов телевизоров за Махониным следили двое дежурных. Один из них сказал:
— Я этого мужика уже второй раз вижу в наших местах. Три дня тому назад он тоже здесь отирался. Сегодня ему интересно смотреть сюда с противоположного берега.
— Нужно доложить шефу, — сказал второй.
Князев, взглянув на экран телевизора, установленный в комнате охраны, без труда узнал Махонина.
— Ба, старые знакомые! И чего мы здесь ищем? А ну—ка, ребята, быстренько доставьте этого туриста ко мне. Со всеми предосторожностями, — приказал охранникам. Это означало, что нужно взять с собой наручники и чёрный мешок.
Махонин увидел, что к лодке подошли люди, столкнули её в воду и завели мотор. Она взяла курс прямо на противоположную сторону, он понял, что едут к нему. Лодка уже пересекла половину озера и быстро приближалась к берегу. Такого поворота дела Махонин не ожидал. Ситуация складывалась не в его пользу. Он не стал убегать, смысла не было, всё равно догонят, могут и пристрелить, здесь, в лесу, можно делать все что угодно. Может, наоборот, лучше встретиться с Князевым и поговорить с ним. Лодка уткнулась носом в прибрежный песок, мотор заглох. Из неё выпрыгнули двое спортивного телосложения человека с карабинами в руках. Они приблизились к Махонину и попросили документы.
— Никаких документов у меня нет, я их по лесу не таскаю, — ответил он.
— Тогда вставай, пошли с нами.
— Кто вы?
— Охранники леса.
Махонин поднялся, один из них мгновенно защелкнул на его запястье наручник и потянул за собой.
— Это еще зачем? — попытался возразить Махонин.
— Без разговоров, следуй за нами.
Второй стражник зашёл сзади, накинул ему на голову чёрный мешок, ощупал руками одежду Махонина, проверяя, вооружён ли, затем, подталкивая его в спину стволом карабина, приказал идти вперёд, к лодке. Лодка быстро сорвалась с места и понесла всех по глади озера. Через несколько минут мотор заглох. Махонину приказали выходить на берег. Ступив на землю, он зачем—то стал про себя считать шаги и насчитал их двести сорок, когда его предупредили: — Впереди ступеньки. Спустился вниз, переступив одиннадцать ступенек. Загрохотала металлическая дверь, он прошёл прямо ещё двадцать шагов, услышал скрежет и скрип открываемой двери. Его подтолкнули в спину, и он, запнувшись о порог, очутился в каком—то помещении, едва устояв на ногах. Здесь с головы сняли мешок, и прицепили наручник к трубе парового отопления.