Золото Афродиты

Павлова Наталия

— Что именно началось? — уточнила Ада Васильевна, — говорите конкретно.

— Любил он её сильно, а она погуливала, он сначала не верил слухам, сильно переживал. Люди—то кругом всё знают и всё видят. Сколько раз ему говорили: — Ты смотри за своей Любкой, она тебе рога наставляет. Он отмахивался и не верил. Но однажды решил всё—таки проверить. Сказал ей, что уезжает на три дня в деревню, а сам пришёл ко мне и говорит: — У тебя поживу. — Я сначала ничего не поняла, думала, может быть, с женой не поладил. Вечером гляжу: он в одиннадцать часов куда—то собрался и ушёл, мне ни слова. Оказывается, направился к жене, а она в постели со своим хахалем. Он увидел измену своими глазами, вернулся домой, и с тех пор, как подменили парня. Это

позже я всё у него выпытала, да и она несколько раз приходила, просила его вернуться и простить её. Я слышала, как они между собой разговаривали. Он на уговоры и мольбу супруги никакого внимания, твердил только одно: — Жить с тобой не буду, не ходи ко мне, а то я с тобой и с ним рассчитаюсь. — По характеру он человек мягкий, не озлобленный, всё в себе переживал. А она, видно, порчу на него напустила, у неё в родне есть тётка, чёрной магией владеет, так это точно её работа. Любка с хахалем жить не стала, он её скоро бросил, а сын мой к ней не стал возвращаться. Вот она и отомстила ему. После этих событий я стала замечать, что он начал заговариваться, говорить что попало, несколько раз с балкона девятого этажа хотел спрыгнуть, я его удерживала. А тут в воскресенье с ним приступ бешенства начался. Стал таким беспокойным, куда—то рвался, никого не узнавал, говорил такое, что мы ничего разобрать не могли. Вызвали «Скорую помощь», медики приехали, посмотрели на него и сами психбригаду на квартиру послали. Вот его к вам и доставили.

— Он и у нас беспокойно себя ведёт, — сказала Ада Васильевна. — Мы назначили лечение, постепенно ему станет лучше. Сейчас знаете, с лекарствами одна проблема — всё есть, но стоят дорого. Так что, если вы хотите, чтоб мы его лечили современными средствами, несите деньги. На курс нужно не меньше шести тысяч.

— Да где же я такие деньги возьму? У меня их никогда не было, — изумилась мать Мухина.

— Решайте сами. Конечно, мы будем лечить, но те лекарства, которые у нас в наличии, особенной пользы ему не принесут. Вы же хотите, чтобы он поправился? — сухо сказала Ада Васильевна.

— Конечно! Ну, что ж делать—то? Придётся что—нибудь продать, часть денег у родственников займу, но сына в беде не оставлю. Когда деньги нужно принести? — подумав, сказала Мухина.

— Чем раньше, тем лучше. Как соберёте, приходите прямо ко мне, я здесь постоянно с утра и до вечера.

Женщина ушла, а Ада Васильевна опять предалась своим мыслям. Она взяла в руки фотографии и стала их разглядывать. Потом отшвырнула все снимки на край стола. «Нашёл себе фаворитку, дарит ей розы, целует руки, а мне было так плохо, я болела, лежала дома с температурой, до меня ему нет дела. Сколько раз приходил домой поздно, все у него какие—то секретные дела, всегда бесконечно занят. Оказывается, всё врал, на самом деле появилась любовница. Но я—то знаю его характер с изнанки, я не верю, что он по—настоящему влюблён. Несомненно, им движет какой—то другой интерес. Это могут быть деньги или что—то ещё. Скорее всего, эта дама богата, вот и потянуло Князева на чужое добро. Я знаю, он просто так ничего не делает, всегда и на всё у него тайный умысел и корысть. Он ещё не раскрылся до конца перед смазливой дамочкой, возомнившей себя непревзойдённой красавицей. Ну, пусть наслаждаются. Я в долгу не останусь. Обязательно придумаю, как наказать изменника и его пассию».

В это время в кабинет снова постучали. Ада Васильевна поспешно спрятала снимки в сумочку и открыла дверь. Вошла медсестра и сказала, что у пациента Сальникова начался психоз, он буянит в палате, кидается на всех с кулаками, очень агрессивен и опасен для окружающих.

— Ну что, вы сами не знаете, что делать? — не скрывая раздражения, ответила Ада Васильевна. — Где санитары? Пусть немедленно свяжут его, наденут смирительную рубашку, а вы введите успокаивающую смесь, он успокоится и заснёт. Столько лет работаете с психами и не знаете, как с ними управляться.

— Да он только вас слушается, —

возразила медсестра.

— Причём здесь я? А если меня не будет, вы что, позволите ему поубивать вас? Немедленно делайте то, что сказала. Я сейчас приду.

Выпроводив из кабинета медсестру, налила в стакан минеральной воды, выпила, подкрасила перед зеркалом губы, поправила причёску и пошла в палату усмирять разбуянившегося шизофреника.

Сальников находился в одноместной палате, под круглосуточным наблюдением. У него было агрессивное течение болезни. Дома накидывался на родственников, и те постарались упрятать его в психушку. Он болел шизофренией много лет, за это время его мозг почти полностью деградировал. Сальников постоянно нёс ахинею; но это было бы терпимо, если бы он в период обострения не набрасывался с кулаками на окружающих людей.

С виду он был тихий и невзрачный, только бессмысленный, пустой взор и хаотичная, бессвязная речь выдавали тяжелую болезнь. В момент агрессии «железными» руками мог удушить непонравившегося человека. Он находился под усиленным наблюдением медсестры, в одиночной палате под замком, помещать в общую палату такого больного нельзя. Его мозг был заполнен бредовыми идеями: кругом враги, воры и разбойники, он обязан их уничтожить. Лечила его Ада Васильевна, с нею он был кроток, сговорчив и не буянил. Вот и сейчас, увидев её, Сальников перестал выкручиваться из смирительной рубашки и орать, брызгая слюной, что все вокруг ворюги и предатели, и он все равно всех поубивает.

— Ну, как дела, Сальников? Чем ты сегодня недоволен, почему так плохо себя ведешь? — обратилась Ада Васильевна к пациенту.

— У меня украли деньги, тысячу долларов, ещё украли золотой крестик на цепочке и обручальное кольцо. Я знаю, кто это сделал, я убью этого человека, — дико сверкая глазами, возбуждённо говорил псих.

— Откуда у тебя появились деньги, кто тебе их принёс? — спросила Ада Васильевна. — Никаких денег у тебя не было, следовательно, никто их не мог украсть, поэтому и убивать никого не следует.

— У меня украли деньги, мне вчера прислал перевод из Америки мой дядя, он выслал их на дорогу, теперь мне не на что к нему ехать. Крестик золотой висел на шее, и обручальное золотое кольцо на пальце с меня сняли, когда я спал, — упрямо повторил Сальников.

— Вот это новость! Ты мне раньше никогда не рассказывал, что у тебя в Америке есть дядя. С каких пор он там поселился и отчего о тебе так трепетно заботится? Неужели ему в Америке нечего делать, как скучать по тебе? Мы никогда не видели на тебе золотого крестика и обручального кольца, ты, видимо, забыл, что оставил их дома, — искренне удивилась Ада Васильевна.

Было очевидно, что пациент нёс бред.

— Ничего я не забыл. Драгоценности были со мной, — убеждённо твердил Сальников. — Деньги вчера принёс почтальон, тысячу долларов, я положил их под подушку. Мой дядя любит меня и ждёт к себе в гости: писал в письме, чтобы я быстрее приезжал к нему, пока меня не залечили здесь до конца. Я ведь не больной, — он смотрел на Аду Васильевну безумным глазами. — Я совершенно здоровый и полноценный человек. Сегодня мне нужно было идти и купить билет на самолет до Вашингтона. Я проснулся и обнаружил, что деньги исчезли. Ночью, когда спал, у меня всё украли. Я знаю, кто это сделал — это она, рыжая, — он злобно посмотрел на медсестру Таню. — Я её убью.

Сальников громко зарыдал. Окружившие его медработники усмехнулись и сокрушительно качали головами. Им приходилось слышать много всяких чудес от пациентов, но такого, как придумал Сальников, ещё не доводилось.

— Успокойся, Сальников. Никого убивать не надо. Я напишу твоему дяде письмо, попрошу его выслать для тебя ещё денег, он обязательно пришлет, ты за это время успокоишься, в таком состоянии тебя не пустят в самолёт. Потом мы проводим тебя в Америку. Таня, — обратилась она к медсестре, — введите ему две дозы успокаивающего коктейля, пусть хорошенько выспится.