Золото бунта, или Вниз по реке теснин
Шрифт:
Осташа увидел, что и Колыван остановился шагах в двадцати, тоже схоронился за дерево, целя в Чупрю из своего ружья.
— Разодрались, подельнички, над золотом? — прохрипел Осташа.
— Молчи, сука, — ответил Чупря и тряхнул его за кадык. Колыван ничего не говорил, стоял и целился.
— Нашел ли казну, Колыванушка? — ласково крикнул Чупря.
— Нашел, — глухо сказал Колыван.
— И я подарочек тебе нашел — видишь?..
— Ну и кончай его, — посоветовал Колыван.
— А ты потом меня кончишь, да? — насмешливо спросил Чупря. — И казну себе заберешь, верно?
— А почто
— Нехорошо-о!.. — укоризненно закричал Чупря. — Нехорошо, Колыванушка! Не по-товарищески! Ведь уговор был — тебе бочонок и мне бочонок.
— Не я тебя, так ты меня бы кончил.
— Нехороший тот, кто первый! А первый — ты!
— Что, — опять захрипел Осташа, — обоих-то одной пулей тебе не прострелить, дядя Колыван?..
Чупря счастливо захохотал у него над ухом:
— Смотри, какой у меня племянничек понятливый вырос!.. А у тебя, милостивец, ружжо-то не пальнет! Веточка вон в замок воткнулась…
Колыван на мгновение высунул голову, чтобы взглянуть на замок ружья, и Чупря тотчас выстрелил. Осташу оглушило — будто с размаху по уху железным листом звездануло. Но Колыван успел спрятаться.
Чупря бросил ружье на землю и мгновенно выхватил нож. Он убрал с Осташиного кадыка ладонь, но пережал горло лезвием. Колыван словно нехотя вышел из-за ствола и пошагал к Осташе и Чупре, не опуская ружья.
— Дурак ты, Куприян, — презрительно сказал он. — Так и знал я, что какую хитрость мне подкинешь, чтобы я из-за дерева высунулся… Вся ваша воровская подлость умному человеку на три шага вперед понятна… — Колыван подошел совсем близко. — Ты чего под ножом щенка держишь? Думаешь, мне его жизнь дорога?..
— Пулька-то у тебя одна, — все так же весело пояснил Чупря. — Я под пульку племянничка суну, а для тебя у меня ножик.
— Ножички и у нас найдутся…
— Ну, померяемся, чьи острее.
Сцепка Колывана и Чупри, похоже, зашла в тупик. Колыван угрюмо молчал, целясь то ли в Осташу, то ли в Чупрю, а Чупря посмеивался, фыркая Осташе в затылок.
— Нельзя тебе меня убивать, дядя Колыван, — вдруг опять хрипло зашептал Осташа. — У меня ведь крест твой…
— Какой крест?
— Родильный, на который истяжлецы душу заговаривают…
Рука Чупри тотчас сунулась к вороту Осташиной рубахи. Осташа смело оттолкнул ее плечом.
— Не на себе, — прохрипел он. — Спрятан…
— Врешь, — уверенно сказал Колыван.
— Не вру. Я его у Фармазона отбил.
— Это как?
— Я Фармазона в Ёкве подкараулил и стрельнул, да не дострелил. Он убежал и торбу бросил. В торбе грамота была про смерть Чики на Яике и шесть крестов. Летом то случилось. С тех пор крест у меня. Верно говорю.
Колыван тяжело, без выражения глядел Осташе в глаза. Его плотная борода подрагивала.
— Убьют меня — сгинет твоя душа, — добавил Осташа.
— Оставь его, Куприян, — вдруг сказал Колыван Чупре. — Я тебя не трону, слово.
— Угу, — насмешливо согласился Чупря. — Ты и казну пополам дуванить тоже слово давал…
— Теперь другое слово.
— Твое слово, Колыванушка, всегда одно… А мне племянничек залогом будет, что ты меня не пристрелишь.
Чупря вдруг попятился, увлекая Осташу за собой.
— Не рыпайся, — выдохнул он Осташе
Колыван сделал пару шагов вслед Чупре и Осташе, не опуская ружья и не позволяя отдалиться.
— Я не отстану, — предупредил он.
— А я и мертвый ему горло перережу, — ответил Чупря. Чупря и Осташа уже выпятились на обрыв.
У этих двоих, Чупри и Колывана, как у нищих, все оказалось только на одного: казна — кому-то одному и жизнь тоже кому-то одному. Из них никто не доверял друг другу и на самую малость, а потому и развязочка должна у них стать кровавой. Колыван выстрелит в Чупрю, Чупря полоснет Осташе по горлу. Если Колыван промажет, Чупря потом и его зарежет. Но кто бы из них двоих ни выжил, Осташе все одно умереть.
…А почему-то не страшила смерть. Поджатая под челюсть ножом, Осташина голова была задрана, и Осташа глядел в лучезарное небо над еловыми макушками. В это небо смотрел и падавший Никешка… Осташа был виноват, что Никешка оказался на скале, но не был виноват, что Никешка упал. У него с Никешкой, пусть и без зла, все оказалось так же, как у Чупри с Колываном, — на одного. Они вместе лезли по стене Гусельного, они оба допрыгнули до корня, но Осташа уцелел, а Никешка упал. И чтобы чувство вины не было таким же острым и смертельно опасным, как ножик Чупри на горле, Осташе надо разделить с Никешкой весь путь до конца: не только вверх, но и вниз. Если он и внизу останется жив, тогда можно будет обмануть себя словами: это не я Никешку сгубил — так господь пожелал. Ведь у обоих все было одинаково. Почему же тогда я жив, а Никешка умер? Господь так повелел, не я.
Осташа что было сил оттолкнулся ногами и повалился в пропасть спиной вперед, опрокидывая собою Чупрю. Чупря заорал, махнул ножом, но было уже поздно. Оба они летели вниз. Осташа медленно переворачивался в воздухе, поражаясь своему ангельски-бесстрастному полету. Небо кувыркнулось куда-то назад. На голову мешком нахлобучилась картина речного поворота: горы, леса, блещущая излучина реки и косматый боец Кобыльи Ребра, перевернутый вверх тормашками.
Удар о воду оглушил Осташу и едва не выбил из сознания. Его со всех сторон от ног до макушки плотно обжало холодом, закрутило в каких-то тугих потоках, пронизанных цепочками пузырьков. Было очень-очень тихо, словно уши заложило, и как-то очень зыбко, словно весь мир беззвучно вращался колесом. Появились и отшатнулись куда-то вглубь угловатые камни, обросшие зелеными волосами. Осташа махнул руками, как крыльями. Его начало послушно поднимать наискосок к шевелящемуся зеленому стеклу, а потом он вынырнул.
Голову тотчас окутало ревом прибоя. Стена Гусельного была совсем рядом. На этой стене, зацепившись за выступ, висела и колыхалась, грохая о камни, огромная рама от кровли его барки. Кое-где на раме еще сохранились доски, пока еще не сорванные прибоем. И рама эта вдруг начала падать на Осташу.
Осташа взлягнул ногами и опять ушел под воду. Выгнувшись, он увидел снизу, как колышущееся бело-синее пятно солнца неожиданно очертилось темным прямоугольником и гневно рассыпалось на осколки. Они ринулись во все стороны, ударились изнутри о черный прямоугольник рамы и схлынулись обратно, вновь образовав солнечное пятно.