Золото гуннов
Шрифт:
Господи, как прекрасна наша Русь! Как прекрасен наш край! И как не умеем мы все это ценить и хранить!
Но вот прошло какое-то время, и милицейский УАЗик, подскакивая на ухабах деревенской дороги, запылил в сторону Курска. Именно там, в этом центре местной урбанизации, а не на сельских просторах должны были разворачиваться дальнейшие события и решаться судьбы людей. Как плохих, так и не очень, как хороших, так и не совсем… Именно в Курске определялась дальнейшая судьба «золота гуннов» и всех причастных к нему персонажей, часть из которых тряслась в металлическо-пластиковом чреве автомобиля
ЭПИЛОГ
В начале 2011 года состоялся суд над расхитителями «гуннских сокровищ». Поздно или рано, но суды случаются. И, как правило, большей частью, вопреки мнению обывателей, объективные и справедливые.
Подтурков и Задворков по совокупности совершенных ими преступлений получили реальные сроки наказаний. Причем, большая часть наказаний полагалась не за попытку сбыта государственного имущества, представляющего историческую ценность, а за причинение тяжкого вреда здоровью Рудагонову.
Адвокаты были правы, когда говорили, что статья 164 УК РФ отпадет и будет переквалифицирована на более легкую. Ошибались только в том, что это процессуальное действо относили к прерогативе суда. До суда оно не «дожило». Еще во время предварительного следствия следователь Семенов Максим Юрьевич, ведший расследование дела, пока Делова находилась в отпуске и, по его выражению, «грела пузик и другие телеса под южным солнцем», перепредъявил этим фигурантам обвинение.
Права была и следователь по особо важным делам Делова Ольга Николаевна, когда приняла решение, что у каждого обвиняемого должен быть свой адвокат. На суде нервы у Подтуркова и Задворкова сдали, и они начали «катить бочки» друг на друга. Единства интересов, как и предполагала «важняк» Делова, у них не стало. Испарилась, как зыбкое туманное марево под лучами солнца, и воровская солидарность. Каждый думал о собственной шкуре…
Был осужден и Рудагонов Илья Матвеевич. Вменил ему все-таки следователь Семенов соучастие в присвоении сокровищ. И правильно вменил — не гонись за чужим. Свое береги. Однако суд учел его содействие следствию, чистосердечное раскаяние и ограничился условным наказанием и минимальным сроком.
— И это правильно, — говорил коллегам опер Федорцов, побывавший на суде ради собственного удовольствия. — Каждый баран должен быть подвешен за свою ногу. Нечего под одну гребенку всех стричь.
Гундин же, признанный еще во время предварительного следствия судом невменяемым, от уголовного наказания был освобожден. Вместе с тем суд обязал его пройти курс медицинского лечения в условиях областной психиатрической больницы.
Однако это постановление суда осталось неисполненным — Гундин, не дожив до вступления решения суда в силу, умер. Его исхудавшее тело, напоминавшее мумию, было тихо погребено сердобольными жителями Руды на деревенском кладбище.
— Добил все-таки дух погребения осквернителя до конца, не дал выкарабкаться, — прокомментировал Федорцов и это скорбное известие. — Вот после этого и не верь в духов и древние заклятия.
Говорилось это Федорцовым так и с таким выражением лица, что было не понять, то ли шутит он, то ли вполне серьезно высказывает свои соображения коллегам, остающимся,
А уж всплеск роста числа всевозможных сект, колдунов и целителей, как поганых грибов после дождика, подавляющее большинство которых были явные шарлатаны и, следовательно, потенциальные клиенты оперов, исторгли из них и последние сомнения в возможность существования духов и прочей нечисти.
— Водка паленая его добила, Вань Ванич, да «белая горячка», — попытался кто-то из коллег развеять мифический туман, окутавший болезнь и кончину главного кладоискателя.
— Или самогон, который он пил не только из стакана, но и целыми стаканами без счета, — поддержали товарища другие опера. — Вот и допился. Не зря мудрость народная глаголет: «Не пей водицу из козлиного копытца — козленочком станешь, не пей водку стаканами — покойничком будешь».
— Нет, ребята-оперята, не водка, — остался при своем мнении Федорцов. — Не водка и не самогон. Древнее заклятие его на тот свет отправило… На расправу к пращуру. Не бери того, что тобой не положено, не копайся в чужих могилах! Не тревожь костей и праха! О своей лучше подумай… Ибо, раскапывая чужую, копаешь свою!
— Чепуха, — засмеялись ребята-оперята, как назвал их Федорцов, а на деле тридцати и тридцатипятилетние молодцы с «макаровыми» в наплечных кобурах, которым и сам черт не брат. Особенно в их собственном кабинете. — Двадцать первый век второй десяток разменял, а ты все о духах да заклятиях. Чушь собачья!
— Смейтесь, смейтесь, — дудел в свою дуду Федорцов. — Только Рудагонов на суде вспомнил, что род Гундина: и мужики, и бабы — всегда ворожбой промышляли. Наследственное это у них. Даже советская власть не могла охоту к ворожбе отбить… хоть и пригасила и притупила.
— Тогда как же Гундин твой?.. — подняли коллеги Федорцова на смех.
— Не мой он, не мой… — непроизвольно сделал защитный блок руками Федорцов, как бы отгораживаясь и одновременно с этим отталкиваясь ладонями от обвинений в родстве с Гундиным-Гуннявым.
— Хорошо, не твой, — не стали настаивать коллеги. — Пусть просто Гундин. Но как он остался без колдовского дара? Как обмишурился с сокровищами?
— Сие, други, тайной покрыто, — развел руками Федорцов. — Может, и обладал каким даром, да делавшие заклятья были сильнее его. А, может, и подрастратил дар этот за пьянкой окаянной. Вот дух погребения и одолел…
— Чушь все это собачья, — вновь высказался самый активный противник Федорцовой версии. — Чем время попусту проводить, разложим-ка лучше на компе «косынку». Пользы больше будет, чем бред всякий слушать.
Да, опера из управления города и области вполне могли позволить себе такую роскошь, как поиграть в игры на компьютере. Это на «земле» у оперов запарка. Это у них, чем больше в стране «демократии», тем выше количество правонарушений и преступлений. А потому, не до игр им и не до снов. И забот полон рот. А в управлении, особенно в областном, можно. Когда еще позовут, чтобы бросить в бой…
— И то… — потеряли опера интерес к Федорцову и его мистическим басням о духе погребения, отправившем на тот свет деревенского мужика. — Займемся… настоящим мужским делом.