Золото императора
Шрифт:
— К сожалению, я ничего не знаю о Фаустине, — пожал плечами Трулла. — Будем надеяться, что она все-таки жива.
— Ты меня разочаровал, патрикий, — прозвучал вдруг за спиной бывшего префекта мужской голос.
Появление Руфина не стало для Труллы неожиданностью, но сказать, что он испытал радость при виде старого знакомого, значило бы сильно погрешить против истины. Опальный нотарий мало изменился с тех пор, когда Трулла видел его в последний раз четыре года тому назад. Ну, разве что возмужал, и черты лица стали резче. Придирчивому наблюдателю сразу же бросались в глаза крутой подбородок и прямой нос над презрительно изогнутыми губами.
— Рад тебя видеть, Руфин, — отозвался Трулла, стараясь сохранять невозмутимость, издавна присущую истинным римским патрикиям.
— Я слышал, что Луканика обращался к тебе за помощью, — сказал Руфин, присаживаясь на ложе.
— К сожалению, я ничем не мог ему помочь, — поморщился
— Речь шла о Фаустине?
— Он упоминал женщину, но не назвал ее имени. А на следующий день за ним пришли.
— Кто?
— По слухам, гуляющим по городу, комит Федустий лично явился в дом Луканики.
— И где сейчас находится старый патрикий?
— Его отправили в Медиолану, вот, пожалуй, и все, что я знаю, Руфин. Не думаю, что Луканика долго протянет в императорской темнице. Он был уже очень болен, когда приходил ко мне. Если бы не твое печальное положение, то я бы посоветовал тебе обратиться за разъяснениями к Пордаке, ты ведь знал его когда-то. Он близок к комиту Федустию и посвящен во многие его тайны.
— Пордака — это сын не то рыбного торговца, не то скупщика краденого, который выдавал себя за честного негоцианта и путался под ногами у влиятельных людей?
— Сейчас он префект анноны, — усмехнулся Трулла, довольный характеристикой, данной Руфином своему заклятому врагу, — и ведает подвозом продовольствия в Рим. Он стал настолько влиятельным и уважаемый человеком, что даже прекрасная Лавиния пускает его в свой дом.
— Вот как? — Молодой патрикий скосил карие насмешливые глаза на порозовевшую от смущения хозяйку.
— Перестань, Руфин, — отмахнулась Лавиния. — Меня интересуют только его деньги. А впрочем, зачем я тебе это говорю?
— Вероятно, хочешь предложить мне взаймы?
— А ты нуждаешься в деньгах, патрикий? — спросила блудница.
— Золото — это, пожалуй, единственное, в чем я не испытываю недостатка, — засмеялся Руфин. — Его у меня больше, чем у сиятельного Труллы и высокородного Пордаки, вместе взятых.
— Ого, — удивился бывший префект. — Ну я-то ладно, а вот сын торговца рыбой считается самым богатым человеком Рима.
Из короткого диалога между Руфином и Лавинией сиятельный Трулла уяснил, что эти двое знают друг друга давно. Его это нисколько не удивило. Прекрасная блудница, по слухам, начинала свою карьеру на подмостках театра Помпея, будучи бесподобной танцовщицей. А юный Руфин в ту пору был завсегдатаем всех злачных и подозрительных в смысле нравственности мест славного города Рима. Видимо, именно там и пересеклись впервые их пути. А вот упоминание о золоте Труллу насторожило. Конечно, Руфин мог припрятать часть своего состояния еще до того, как подвергся опале, но вряд ли эти средства были столь уж значительными. Не исключено, правда, что он унаследовал состояние комита Прокопия, который был очень богатым человеком. Непонятным пока было другое — зачем молодой патрикий вообще приехал в Рим? Неужели его действительно волнует судьба вдовы давно умершего императора Констанция? Судя по тому, что эта женщина связалась с Прокопием, да еще и впутала в его безумную затею свою малолетнюю дочь, умом она точно не блещет. Что же касается ее красоты, пленившей когда-то императора, то с годами она наверняка поблекла. Остается — золото! Сиятельный Трулла даже вздрогнул от такой догадки. Золото Прокопия! Ведь этот самозваный император, захватив Константинополь, выгреб из казны все, что там было. Прокопий был разбит на голову, но золота при нем не нашли. Он успел спрятать свои сокровища задолго до того, как его вытеснили во Фракию. Именно поэтому Валент вынужден был обратиться за помощью к брату. Но и это золото не допело до получателя, если верить Эквицию. Сокровища Валентиниана канули в небытие, как и сокровища Валента. Вот почему император Валентиниан приказал арестовать престарелого патрикия Луканику, надеясь хоть как-то возместить понесенные убытки. Напрасный труд. Прокопий никогда не доверил бы свою тайну болтливому старику, постепенно впадающему в маразм. Иное дело — женщина! Фаустина! Она знает многое, если не все. И именно поэтому хитроумный комит Федустий, отправив никому не нужного старика в Медиолан к императору, придержал вдову Констанция у себя. И вот почему патрикий Руфин, для которого уже давно приготовили веревку, приехал в Рим. Он рассчитывает найти Фаустину, а через нее добраться до золота Прокопия. И тогда Руфин действительно станет богаче не только префекта анноны Пордаки, но и самого императора Валентиниана. Если, конечно, ему никто не помешает. Если сиятельный Трулла окончательно тронется умом и станет помогать авантюристу, нацелившемуся на крупный куш и вообразившему, что имеет дело с простаками.
— Я сделаю все, от меня зависящее, чтобы помочь тебе, Руфин, — сочувственно глянул на молодого патрикия Трулла. — Конечно, потребуются расходы на подкуп нужных людей, но…
— Двадцать
Трулла едва не захлебнулся вином. И разумеется, патрикия поразило не количество денариев, небрежно брошенных ему под ноги беглым нотарием. Просто неожиданная щедрость Руфина явилась еще одним подтверждением догадки, столь вовремя озарившей Труллу. Игру патрикий Руфин затеял столь крупную, что величина ставок его не смущает. И хотя эти деньги, возможно, последнее, что у него осталось, выиграть он собирается по меньшей мере миллион.
— Пожалуй, — поспешно произнес откашлявшийся Трулла. — Хотя ничего обещать я не могу.
— Тебе придется постараться, патрикий, иначе дело обернется совсем скверно.
Эти слова можно было, конечно, расценивать как угрозу. Да, собственно, они и были угрозой, но Трулла сделал вид, что не придал ей значения. Патрикия Руфина бывший префект не боялся. В сущности, он мог устранить его в любой момент, либо подослав убийцу, либо просто выдав властям. Однако торопиться с этим не следовало. Не исключено, что Трулла не совсем верно просчитал ситуацию и двадцать тысяч денариев — это далеко не все, чем владеет беглый патрикий. Следовало для начала проследить, где прячется этот человек, а потом уже принимать решение.
— Если мне не изменяет память, — сказал Трулла, взбираясь на колесницу, — ты, Эквиций, хорошо знал молодого патрикия Руфина.
— Не буду спорить, сиятельный, — склонился в поклоне управляющий. — Хотя он вряд ли помнит меня.
— Ты слишком мелкая сошка, Эквиций, — усмехнулся Трулла, — чтобы тебя замечали сильные мира сего. Но в данном случае это пойдет на пользу делу. Ты должен выследить его.
К чести Эквиция, он не стал засыпать патрикия вопросами, «что?», «зачем?» и «почему?». Он даже не поинтересовался, каким образом Руфин, приговоренный к смерти сразу и Валентом и Валентинианом, оказался в Риме. Как человек исполнительный, Эквиций немедленно приступил к делу, прихватив с собой трех самых расторопных рабов. В способности управляющего выследить ценную добычу Трулла не сомневался. В Риме просто не было человека, столь глубоко проникшего в тайны городского дна.
Префект анноны Пордака получил сведения о визите патрикия Труллы к Лавинии с большим опозданием, а потому не смог ни помешать встрече, ни выяснить, чем занимались эти двое наедине. А то, что Лавиния и Трулла провели с глазу на глаз довольно много времени, Пордаке доложили почти сразу. Префект анноны был расстроен случившимся до такой степени, что даже прервал обед на пятом блюде, так и не распробовал паштет из рябчика, который на все лады расхваливал повар. Обругав последними словами своих нерасторопных агентов, Пордака вылез из-за стола и отправился в сад, чтобы там, на свежем воздухе, предаться размышлениям. Ни о каком послеобеденном сне уже не могло быть и речи. Требовалось, хорошо обдумав ситуацию, принять необходимые меры, дабы не стать посмешищем города Рима, все население которого с большим интересом следило за соперничеством двух богатых мужей. Легкомысленное поведение Лавинии Пордаку не удивило: в конце концов, на то она и блудница, чтобы морочить головы мужчинам. Не удивила его и настойчивость патрикия Труллы, который уже несколько месяцев лез из кожи, пытаясь выставить Пордаку круглым дураком не только в глазах знати, но и самого императора. В своей конечной победе над гордым патрикием префект анноны не сомневался. Бурно прожитая жизнь научила его держать удар в любых ситуациях, даже в таких, о которых Трулла не имел понятия. Пордака поднимался к вершинам власти с самого дна, но и всплыв на поверхность, он не утратил связей с приятелями своей грешной молодости. Впрочем, Пордака и сейчас был далеко не стар, ему только недавно исполнилось тридцать пять. Хотя выглядел он значительно старше своих лет. И все благодаря полноте, будь она неладна. Увы, с годами Пордака так и не сумел избавиться от привычки наедаться впрок, приобретенной в пору полуголодного детства. Отец Пордаки был человеком далеко не бедным, но до крайности скупым и уже с малых лет стал приучать сына жить по средствам. А средства эти сын рыбного торговца вынужден был с семи лет добывать сам. Конечно, с годами он поднаторел в преступном промысле и далеко превзошел своего даровитого отца, но, к сожалению, пороки, приобретенные в трудные годы, порою давали о себе знать в самый неподходящий момент.
Размышления светлейшего Пордаки прервал раб, доложивший о приходе Эквиция. Префект анноны знал Эквиция с детства и питал к бывшему рабу некоторую симпатию. И, надо признать, Эквиций заслуживал такого к себе отношения природным умом и невероятной пронырливостью, которой он прославился в определенных кругах города Рима.
— Ты ведь знал Грузилу, светлейший? — спросил Эквиций, присаживаясь на бортик фонтана как раз напротив ложа, где с удобством устроился хозяин.
— Это тот самый негодяй, который топит свои жертвы в Тибре?