Золото Ларвезы

Орлов Антон

А вдруг… Способности по части амулетов у кого раскрываются сызмальства, у кого позже. Иному уже за двадцать стукнет – и тут выясняется, что у него дар. Дирвен рассказывал, у них в школе амулетчиков было несколько великовозрастных учеников, которые задирали носы перед «сопляками», а ему все равно в подметки не годились.

Вскочив с кровати, Глодия свирепым движением задрала юбку и вытащила из кармана в исподнем связку амулетов. Вот оно – «Правдивое око», позволяющее своему обладателю, ежели тот наделен даром, видеть волшебный народец в истинном облике.

Ну, давайте, работайте… Эти финтифлюшки

вправду отзываются на ее мысленные приказы – или ей только кажется? Да где там кажется, если в лампе сам собой зажегся фитиль, повинуясь «Огнеделу» – красной бусине с крохотным угольком внутри!

Подойдя к окну с зажатым в кулаке «Правдивым оком», Глодия увидела, что над улицей болтается несколько белесых воздушных шариков с нарисованными рожицами и свисающими нитками. Не шарики это, а хонкусы – воздушный народец, который сегодня здесь, завтра там, повсюду летает вместе с ветром, а порой набрасывается на людей и норовит запорошить пылью глаза.

– Я вас вижу! – злорадно прошептала Глодия и от избытка чувств пустилась в пляс по комнате.

– Как есть девка спятила! – веско заметила прибежавшая с первого этажа матушка. – Тебя какая муха навозная в жопу укусила? Ногами топочешь хуже черноголовых, лампу жжешь, хотя еще не стемнело! Перед людьми нас опозорила на всю дерев… тьфу ты, на весь городской квартал! Хоть продавай домишко да съезжай! Будут теперь болтать, что мы как деревенские, вести себя не умеем!

Глодия могла бы кое-что сказать в свое оправдание… Но не стала. Только промолвила:

– Да вот разбирает меня чего-то, сама не пойму. Может, чего подсыпали. За лекарем-то послали?

– Завтра утром будет, – чуток остыв, проворчала матушка. – Не топочи, спать ложись.

Всю ночь новоявленная амулетчица ворочалась с боку на бок и размышляла, что делать дальше. Сказать о своем даре, попроситься в ученье? Уж тогда она утрет нос матушке с сестрицей: Салинса выскочит замуж за какого-нибудь проныру из Ложи, который рассчитывает на продвижение благодаря удачной женитьбе – а она сама поступит на государственную службу и непременно продвинется! Уж она-то не станет дурить, как балбес Дирвен. Она и Устав назубок выучит, и начальству будет во всем угождать. Дядюшке Суно не придется за нее краснеть, и он пристроит ее на самое завидное местечко с хорошим жалованием… Или сперва хоть под землей отыскать сбежавшего засранца и ткнуть его носом в истинную правду? Пусть узнает, какого дурака свалял и что натворил!

Приехавший наутро лекарь всех успокоил: мол-де вчерашние выходки пациентки – хороший признак, они свидетельствуют о том, что ее травмированное естество полностью восстановилось, и у нее близятся ежемесячные женские дни. Прописал отвар для успокоения нервов.

– Щеки-то знатные наел, – вынесла вердикт матушка, после того как за ним закрылась дверь. – Видать, жрет без меры, хоть и не ходит под дланью Тавше, оттого и пузо впереди него в дверь лезет. Ты смотри у меня, чтоб больше не вытворяла, а то мы на всю Аленду деревенщиной прослывем!

И послала прислугу в аптеку за корешками для отвара.

– Ничего больше не вытворю, матушка, – покладисто заверила Глодия.

На нее поглядели недоверчиво, но в оставшиеся несколько дней она вела себя примерно. Она уже приняла решение и, набившись в компаньонки к Лабелдонам,

отправилась в Мадру: растяпы-дознаватели упоминали при ней о том, что Дирвен с Лормой сбежали в Исшоду – южную страну под властью волшебного народца.

Исчезла она по-умному, чтобы не сразу хватились. За день до отъезда попросилась в лечебницу на обследование, матушка и рада была ее туда сплавить. Саквояж с вещичками прихватила с собой, пациенты иной раз приносят все свое. И когда молчком уходила оттуда с этим саквояжем, никто не всполошился: видать, домой отпустили, дело хозяйское. А Глодия прямиком на вокзал – и до свиданья.

В Сакханде она застряла, как рыбешка в мережке. Ушла от Лабелдонов, купила здешнюю одежду, сняла дрянную комнатенку в гостинице поблизости от Докуям-Чара – а дальше-то что?

Для начала ей нужно добраться до Очалги – ларвезийской колонии на дальнем юге, за Олосохаром, на границе с Исшодой. Беда в том, что обычные караваны туда не ходят, только боевые отряды Светлейшей Ложи, к которым прибиваются торговцы. Ей с ними нельзя: маги и амулетчики, чего доброго, распознают, что она тоже амулетчица, начнут выяснять, кто такая, и отправят обратно в Аленду.

С утра до вечера Глодия вертелась среди людей: усваивала сурийскую речь и пыталась разузнать, как бы ей попасть, куда надо, не связываясь с Ложей. Преуспела только в первом, израсходовав три языковых амулета (Дирвен говорил, у них тот недостаток, что они работают в течение недолгого срока после активации, и надо вовсю пользоваться, чтобы артефакт не пропал зазря). А по части второго – ничегошеньки. Это что же получается, даже на чужбине, в Мадре, куда ни плюнь – попадешь в агента Ложи! Глодия испытывала и патриотическую гордость за свою страну, которая этак до всех докопалась, и досаду, что из-за этого рушатся ее планы. Каждый день она ходила в храм Зерл Неотступной и просила богиню преследования посодействовать ей с оказией до Исшоды.

– Как же так?.. – пробормотал гнупи, обескуражено глядя на господина. – А может, мы его лучше поколотим?.. Или заколдуем так, чтоб не смог сам расколдоваться? Как же без него-то…

– Увы, Шнырь, такие, как он, не должны долго жить. Его жизненный опыт надо обнулить, и это единственный гарантированный способ.

В груди у Шныря что-то заныло – не так люто, как в том страшном зимнем видении про собаку, но все равно стало тоскливо. А господин Тейзург сидел в кресле с бокалом вина – бледнее покойника, недобро сощуренные глаза сияют расплавленным золотом. Как на поминках. Гнупи горестно шмыгнул носом.

– Шнырь, мне самому грустно, но деваться некуда. Придется его убить. Я не могу допустить, чтобы он стал сильнее меня. Сейчас мы на равных, однако с учетом того, что он за сущность, такой риск есть. Да еще и дели его с теми, с другими, с третьими… Это невыносимо и оскорбительно. Обычно Стражи долго не живут – они рано погибают и возвращаются в новом воплощении, словно цветок, который цветет недолго, и потом на той же ветке раскрывается новый бутон. Поверь, Шнырь, так для всех будет лучше. И это не будет преступлением, я всего лишь помогу свершиться необходимому – согласно заведенному в Сонхи порядку. Я сделаю это правильно, максимально щадящим способом.