Золото Стеньки
Шрифт:
Нас действительно было много — Попов с двумя подручными, один из которых исполнял обязанности писца, Трубецкой и я. Для небольшого помещения настоящая толпа, хотя мы и смогли как-то разместиться так, чтобы никто никому не мешал.
Разин быстро углядел меня.
— Что, царевич, пришел посмеяться над вольным казаком? — спросил он совершенно без эмоций.
— Нет, Степан Тимофеевич, мне есть чем заняться и помимо этого, — я покачал головой и уселся на один из табуретов. — Но есть один вопрос, который меня мучает, и ты можешь мне на него ответить.
—
— Ты меня сначала запряги, а потом нукай, — спокойно сказал я. — Вопрос такой: кто тебе доносил о том, что творится в Москве в царской семье.
Я поймал взгляд Попова и отрицательно покачал головой — записывать это не стоит. Тот понятливо кивнул и положил руку на плечо писца, который так и замер над планшетом с листами бумаги.
— Вон оно что… — протянул Разин. — А если я не скажу?
— Это ничего не изменить, Степан Тимофеевич, — я пожал плечами. — Скоро тебя отвезут в Москву, а там есть умельцы, которые добывают любые ответы у любого. В конце концов я всё равно узнаю, а раньше или позже — не суть.
— А с чего ты взял, что у меня есть послухи в Москве?
Я усмехнулся.
— Понимаешь, здесь вопросы задаю я и вот эти господа, — я обвел жестом прочих присутствующих. — Но никак не ты, Степан Тимофеевич, вольный казак. Кстати, никаких вольных казаков нет и никогда не было. Есть казаки на службе и есть разбойники. Уйдя с Дона, ты оставил место службы, которое вам отвел государь российский, а, значит, перешел в разбойники. Собственно, всё, что ты и твоя ватага натворили на Волге и у персов, это натуральный разбой, который по Уложению наказывается однозначно. И добро бы, если вы два или три струга разграбили, но вы стольких добрых людей живота лишили, что только своей жизнью расплатиться сможете. Ну а до этого у тебя все ответы вырвут, в том числе и на тот вопрос, что я задал. Будешь отвечать?
Разин помолчал, но всё же кивнул.
— Нечего мне отвечать, царевич, — сказал он. — Через Корнилу всё шло, а от кого — того не ведаю.
Корнила — это крестный Разина Корнило Яковлев, донской старшина. Именно к нему Ордин-Нащокин должен был отправлять послов, чтобы добиться разрешения на наказание крестника, но до меня никаких известий о результатах посольства так и не дошло.
— И ты ему верил как себе? — уточнил я.
— А кому же ещё? — удивился Разин.
— Он и о будущем тебе рассказывал?
Тут на меня уставили буквально все, но я даже ухом не повел, смотрел лишь на атамана.
— Не рассказывал, обсуждал, — он помотал головой. — О будущем говорили, о походе, как его лучше сделать и куда потом идти.
— В Паншин городок?
— Или туда, или в Качалин, — подтвердил Разин. — А там уже и дальше бы думали. Кто же знал, что персы с открытыми дверями ночевать будут?
Я понимающе кивнул. Персы действительно слишком расслабились — ну и огребли по полной программе. Если уж они своим могучим флотом не смогли справиться с казачьими стругами — значит, недостойны именовать себя каспийской державой. Сначала пусть гарнизоны в городах поставят, моряков толковых обучат, а уж потом приходят. Иначе один «Орёл» при правильно использовании мог навести в тех краях
— Ладно, я понял… теперь ты, Григорий Иванович.
И вернулся на свой табурет.
* * *
Мне, конечно, было жаль, что Разин не назвал имя своего осведомителя при царском дворе. Да и не осведомитель это был, а некий серый кардинал, который управлял казачками по своим нуждам, заставляя и Россию отвлекать на них силу. Но я никак не мог даже представить, кому и зачем это может быть нужно — хотя под подозрением были и поляки, и шведы, и крымчане, и турки. Всем им в целом было выгодно, если бы большая страна по соседству занималась не внешней экспансией, а внутренними проблемами, тратя на это серебро и теряя людей. Впрочем, я надеялся, что Ордин-Нащокин сможет добыть сведения у этого Яковлева — а заодно спросит у того, за какую мзду тот решил продать свою лояльность. Но это будет позже — когда Попов доставит Разина в Москву, а оттуда отправят очередное посольство на Дон.
Ну а пока меня увлек рассказ Разина о золоте. В этом случае он ничего не скрывал, и я вполне понимал, почему — это золото было как в поговорке: близок локоток, да не укусишь.
В прошлом году близкий друг атамана по прозвищу Кривой отправился из Черкасска к запорожцам. Путь не самый дальний, но требует определенной осторожности — если не рисковать и обходить кочевья Едикульской орды, то на этом пути приходится забирать далеко к северу, проходя через солеварни у Бахмутской сторожи. До Днепра Кривой добрался без проблем, сделал там свои дела — про них Разин ничего не знал и Кривого не расспрашивал. А на обратном пути ему пришлось забирать южнее, опасаясь разъездов царских стрельцов и верных России казаков. Добрались до реки Миус, по ней спустились на долбленках вниз, до впадения безымянной речки с востока, и пошли вдоль неё, прикрываясь водой от возможного набега кочевников. Именно на этой реке они и наткнулись на хутор, где обитали золотодобытчики, мывшие драгоценный метал в стекавших с гор ручьях.
Кто именно жил на хуторе и откуда они прознали про золотое место — неизвестно. Кривому было не до расспросов, а старатели встретили пришельцев неласково. В стычке казаки потеряли половину своей ватаги, но обитателей хутора положили всех; про женщин и детей Разин ничего не знал, да и Попов не настаивал на непременном ответе. Схему с месторасположением хутора Кривой составил и нужные отметки на неё нанёс — он собирался предложить совместный промысел своему приятелю. Но когда добрался до Черкасска, до которого от того хутора было меньше ста верст, то узнал, что Разин ушел за зипунами. Разумеется, собрал охочих людей и двинулся следом, догнал на Каспии, успел рассказать о находке и показать образцы, но потом сложил голову в битве у Свиного острова.
Так получилось, что в той битве погибли почти все казаки, чтобы были в золотом походе с Кривым, остался один — тот самый плюгавый Горилко, который метался в горячечном бреду после ранения и ничего рассказать не мог. Я этого казака честно осмотрел, посоветовал всё-таки не пожалеть на него водки и давать побольше малинового взвара. Правда, рана меня смутила — она была слишком воспаленной, так что на выздоровление этого хранителя тайны я посоветовал Попову не рассчитывать. Рисунок со схемой, как добраться до хутора, хранился у того же Разина — десятник его поначалу отложил в сторону, решив, что это какие-то бессмысленные каракули. Но мы вместе смогли его расшифровать и очень условно привязать к местности.