Золото верности

Балуев Роман

– Я о них слышал, – вмешался Мерон. – Вроде бы Добрые люди тоже поклоняются Богине, как и все, но привносят странноватую философию. В сущности, обычная секта, каких в Никкерии как грибов после дождя, однако Добрые люди рьяно стремятся распространять своё учение по всему Междуморью. Последователи этой веры расселяются по самым отдалённым уголкам среди простых людей, дабы нести «свет Богини», как они его понимают. Надо сказать, Синод никогда не одобрял ни Добрых людей, ни любую другую из никкерских сект.

Кивнув в подтверждение, Йед продолжил рассказывать.

– Вот тогда, женившись на той никкерке, наш дружище и изменился характером. Поначалу он просто стал занимать у всех, кто в деревне ни жил. Просить помочь средствами и едой, жалуясь, что они с женой голодают. Большинство селян скоро

его раскусили, но отец всегда относился к нему по–доброму, ведь друг детства всё–таки. Вскоре, однако, и он тоже понял, что просто содержит его за свой счёт, вместе с его никкеркой. Отец пытался намекнуть нашему дружище, что пора бы уже и за ум браться. Но каждый раз тот принимался всячески стыдить отца и обвинять в разных грехах: жадности, самолюбии, эгоизме. Говорил, будто отцу просто повезло, что ему по наследству досталась такая кузня, и это нечестно, что отец стал зажиточным из–за простого везенья. Что если бы такая кузня досталась ему, он и сам жил бы не хуже. А значит Богиня одарила отца не просто так, а дабы он делился по справедливости с теми, кому повезло меньше. Наш дружище жаловался, как тяжела его жизнь, сколько болезней и несчастий валится на него и его жену, и что только из–за этого они и не могут найти себе столь же прибыльного дела. Но однажды отцу все эти россказни надоели. Он сохранил непреклонность и дал нашему дружище от ворот поворот. И вот тогда к нам впервые заявилась его жена. Эта никкерка слёзно расписывала всяческие беды и несправедливость, что преследуют её род ещё от прабабки. Обвиняла нашу семью в чёрствости и бесчувствии, а также в том, что мы ослеплены своим эгоизмом и гордыней. Что наше счастье – не отцовская заслуга вовсе, а дар Звёзд. И потому не следует нам воротить нос от ближних, которых Богиня не одарила столь же щедро. Ведь богатство – это вовсе не награда, а испытание, которое Богиня посылает более грешным из смертных. Так она якобы даёт нам шанс очиститься от греха, однако если мы станем в нем упорствовать, то не примет она наши души в мире мёртвой жизни. «Люди по природе своей грешны. Они порочны уже самим своим рожденьем. Потому и мир, населённый людьми, несправедлив и жесток», рассказывала она. «Боль и страдание – заслуженная кара за нашу нечестивую природу, противную Богине. Но жертва да очистит от греха! Те, кто жертвует ради ближнего, освободят свою душу от врождённых пороков. Лишь они, чистые духом, достойны провести Вечность в благом свете Богини». Не знаю, верила она во всё это сама иль нет, но со стороны её заумные религиозные речи выглядели как оправдание, чтобы они с мужем оба продолжали висеть на нашей шее. На шее у всей деревни.

С каждым словом Йеда брови его слушателей поднимались всё выше.

– Дошло до того, что эта женщина пожаловалась на нас деревенскому старосте. Говорила, что о нас следует сообщить служителям Шамины в столице, ибо живём мы жизнью неправедной и себялюбивой. Что мы отвергаем свет Богини. Что только из–за таких эгоистичных безбожников, как мы, в мире до сих пор так много зла и несправедливости. По счастью, с отцом наш староста всегда дружен был и очень тогда разозлился. Он сказал ей прилюдно, «Ты безумная фанатичка, муж твой – безмозглый лентяй, а вместе вы – позор всей деревни. Откуда знать тебе, пришлой никкерке, чего желает Богиня! Как смеешь ты приписывать ей свои безумные бредни! Чтобы никогда больше я подобной ереси здесь не слыхивал!»

Йед почесал затылок, догадываясь, что история стала уж слишком затягиваться.

– Ну, о тех препирательствах на богословские темы ещё долго можно рассказывать. Наконец, женщина та понесла. И к перечню невзгод их злополучной семьи добавились грядущие хлопоты и нужда из–за нового рта. Мать моя тогда сжалилась над ними и уговорила отца взять нашего дружище на работу в кузню. Мол, если жизнь у него и впрямь не сложилась, то почему бы и не помочь её наладить? Взять–то его взяли, но работать он в кузнечном деле всё равно не умел, да и учиться особо не желал. И вдобавок они вдвоём с женой стали поносить имя отца на всю деревню, будто бы наживается он на труде простых честных работяг, богатеет и жиреет за их счёт, а сам платит лишь жалкие крохи.

– Да эти бездари – просто два волдыря на теле нашей древней земли! – возмутился

Мерон. – Так и чем же закончилась их история?

– Увы, жена нашего дружищи скончалась при родах. А он сам из деревни вскоре исчез, перед тем обокрав отца и оставив детей на попечении деревни. С тех самых пор отец хранил сбережения только в особом тайнике. А дружище того вначале кто–то видел побирающимся в столице… А потом он, как поговаривали, в разбойники подался.

Йед наморщил лоб и усиленно зачесал в затылке.

– Как же всё–таки его имя было? А, вспомнил! Его всегда по прозвищу звали. Щекотун – такая у него кличка, ещё со времён их с отцом ребячества.

Воцарилась тишина.

– Со временем отец признал, – молвил Йед, допив кубок, – что зря вообще помогал этому бездельнику. Неблагодарное и совершенно бессмысленное занятие. Получилось в итоге, что отец из добрых побуждений лишь вредил ему всё это время, лишь сильнее закрепляя в нем нежелание брать собственную жизнь в свои руки. Ты не об этом говорил, Киреан? Про то, что не все достойны добра и бескорыстной помощи. Та помощь, которой люди вроде Щекотуна желают, на пользу им не идёт, а иной они не примут.

Пока Йед рассказывал историю разбойника Щекотуна, к Киреану постепенно вернулось прежнее брезгливое выражение.

– Ещё недавно, – заговорил принц, – мне виделось, что все простолюдины таковы, как этот твой дружище… То есть, Щекотун. Но по тебе я вижу, что заблуждался. Происхождение тут не имеет значения, всё куда сложнее… Я видел, с каким упорством ты шёл к цели, вопреки всем временным неудачам. Потому я и решил поддержать тебя на жеребьёвке. Ты из тех, кто достоин помощи. И дружбы.

Принц Киреан задумчиво засмотрелся в трещину на столе. Он тоже что–то вспоминал.

– Раз ты рассказал нам историю из жизни своего отца, – заговорил он снова, – то тогда и я расскажу историю, которую услышал от своего. Пожалуй, она тоже о том, что даже благие намерения, вроде желания выручить друга, могут иногда не просто навредить, а привести к ужасной трагедии. А вообще, она много о чем… О том, как судьбы множества людей спутываются, переплетаясь в единый узел… И это сплетение безжалостно губит его участников. Вы знали, что лет пятнадцать назад Тарбис Бесстрашный, отец нашего сэра Тарбиса, командовал королевской гвардией? Это будет печальная история о его гибели…

– Пятнадцать лет назад? – заговорил Мерон. – Ты не о временах Войны кузенов?

– О них самых, – кивнул Киреан. – Едва наш Старый король Аларис, в те времена ещё вовсе не старый, унаследовал кейлейский престол, как разнёсся слух: будто бы он не от крови Халара. Якобы почивший король не был ему настоящим отцом. И его златородный кузен Вертис слухами тут же воспользовался. Он пожелал отобрать трон у Алариса. Синод не стал поддерживать его притязания – он вообще внутрисемейных споров сторонится – и тогда лорд Вертис не побоялся поднять мятеж. Он, однако, не бунтовал против Чтецов или установленных Богиней порядков, потому реакция Синода так и осталась невнятной. Высшая знать раскололась: кто–то осмелился поддержать Вертиса, кто–то, как мой отец Фарлеан, остался верен Аларису. А следом раскололась и вся страна.

– Но Аларис сумел победить в Войне кузенов и без поддержки Синода, – вклинился Мерон. – За что и получил прозвание Свирепый.

Мерон был явно недоволен, что на этот раз его лишили права рассказчика. Что–то, а выступать в роли знатока исторических перипетий он любил.

– Это верно, – кивнул принц, так и не дав Мерону перехватить разговор. – Войну выиграл Аларис Свирепый, а Вертис Узурпатор погиб. Но Аларис не вкусил от победы никакой радости, ибо заплатил страшную цену… Впрочем, я забегаю вперёд. Уже в самом конце, понимая, что его мятеж обречён на поражение, наш златородный кузен Вертис решился на отчаянный шаг. Он умудрился похитить жену Алариса, королеву Линнею, и двух её малолетних детей, принца Рамиса и принцессу Киру. Он хотел использовать их как заложников, чтобы шантажировать Алариса. Тот, однако, не пошёл на поводу у негодяя, и решил брать приступом тюремную башню, где держали в плену его семью. Мой отец Фарлеан бился в том сражении бок о бок с Аларисом. В ваших, Мерон, монашеских хрониках остались лишь сухие записи, но я знаю эту историю из его уст… Всю до подробностей…