Золото Волка
Шрифт:
– Трибун, брат моего брата по браку ответственен за смерть моего брата и за убийство некоторых из самых храбрых и лучших воинов нашего племени. Я не нахожу перспективу его быстрой и милосердной смерти привлекательной, и если бы это был мой выбор, его постигла бы участь, которую вы только что описали. Я чувствую, что обещание такого конца для Инармаза было бы наилучшим возможным способом обеспечить прочный мир между нами. И, кроме того, мужчины, которых я вам подарю, - последователи Инармаза, как, я уверен, вы уже догадались. Мои люди лучше всего реагируют на демонстрацию силы, и поэтому я посоветую вашему коллеге Беллетору начать службу в вашей армии с демонстрации вашего железного кулака, если вы понимаете, что я имею в виду? Скавр медленно кивнул, его голос звучал ровно.
– Действительно, хочу.
– Сейчас он выглядит не таким самоуверенным, не так ли, центурион? Марк уставился через плац на крест, к которому накануне был прибит Инармаз, бесстрастно отметив, что обмякшее тело теперь неподвижно, что резко контрастировало с бешеной борьбой за жизнь, которую сарматы вели накануне. Морбан наклонился ближе к своему офицеру, тихо бормоча уголком рта.
– Я слышал, что кто-то пришел сюда ночью и вонзил копье ему в сердце. Когда утром охранники пришли, чтобы поколотить его, он уже был твердым, как доска. Какой-нибудь мягкосердечный идиот, которому следовало бы быть умнее. Марк посмотрел на него сверху вниз, поджав губы, игнорируя неодобрительный взгляд, который направил на него знаменосец. Твоя точка зрения принята, Знаменосец. Я не забуду применить его жестко, когда ваше непрекращающееся нарушение субординации и изобретение схем обмана ваших сослуживцев приведет к тому, что наступит ваша очередь танцевать на острие гвоздя. Или это было бы по-другому? Двое мужчин молча стояли и наблюдали, как Вторая когорта промаршировала по плацу и заняла свое место позади Первой. Тунгрийцы были снаряжены для марша, их шесты для переноски были увешаны узлами, в которых хранились их жизни, и в осанке солдат нетрудно было заметить некоторое отсутствие энтузиазма по поводу дневного марша. Как только тунгрийцы расселись по местам, появилась когорта легиона, и солдаты, стоявшие позади Марка, начали свой обычный поток оскорблений и насмешек, хотя и бормотали достаточно тихо, чтобы не выходить за пределы своих рядов. Повернувшись лицом к своим людям, Марк поднял свой виноградный посох в сторону Квинта, который стоял на своем обычном месте позади рядов центурии.
– Избранный Квинт, я разрешаю тебе вонзить свой шест в голову следующего, кто заговорит! И на этот раз я не буду придираться к вашему выбору мишеней! Если вы по ошибке причините сильную головную боль самому неприятному человеку столетия, я уверен, он поймет, кого винить, как только пройдет первоначальный шок. Он обернулся, чтобы понаблюдать за прибытием когорты легиона, улыбаясь внезапной полной тишине позади него, когда вероятные последствия следующего умного замечания проникли в умы его солдат.
– Я вижу, германец пришел нас проводить. Римлянин повернул голову на невнятный комментарий Морбана и быстро обнаружил Гервульфа, одиноко стоящего на краю плаца в полной военной форме.
– Действительно так. Я удивляюсь. Его внимание привлекла спешащая фигура - женщина, закутанная в тяжелый плащ от утреннего холода, в сопровождении пары крепко сложенных мужчин, один из которых нес в руках длинный сверток. Она поспешила через плац, оглядываясь по сторонам, очевидно, выискивая кого-то конкретного.
– Это та шлюшка, которой принадлежит рудник Рейвенстоун. Боги небесные, но она могла заставить мужчину забыть, что у него когда-либо были какие-то проблемы. Красивые ноги, неплохие сиськи, симпатичное личико. ...и все это золото. Марк проигнорировал размышления знаменосца и наблюдал, как Феодора направилась прямиком к Скавру. С внезапным предчувствием того, что могло так сильно расстроить женщину, он встал со своего места перед центурией и направился вдоль строя когорты, чтобы присоединиться к трибуну и первому копью, которые слушали ее почти истеричный рассказ о событиях ночи.
– Они ворвались на виллу на рассвете и держали мой персонал на мушке. Они убили мальчика, Гай! Скавр наклонился ближе, глядя женщине в глаза
– Кто это были?
– спросил я. Его ответом был вопль отчаяния и ярости, когда она повернулась и указала на неподвижную фигуру немецкого префекта, все еще смотревшего на них с края плаца, на губах которого играла улыбка.
– Они не сказали, но это, должно быть, был он! Посмотри на него, стоящего там с таким самодовольным выражением на лице, и скажи мне, что это были не его люди! Взглянув на ношу телохранителя, Марк понял, что это было тело Мусса, завернутое в простыню. Сквозь ткань просочилось небольшое пятнышко крови, и осознание того, что ребенок, должно быть, был убит лезвием, окатило его волной ледяной ярости, но прежде чем он успел пошевелиться, Скавр выкрикнул команду. Нет! Трибун с каменным лицом уставился на своих разъяренных офицеров.
– Если у нас нет доказательств, мы не можем действовать. господа, возвращайтесь к своим обязанностям. Ни Юлий, ни Марк не пошевелились, оба мужчины смотрели через плац на Гервульфа с убийственным намерением, но прежде чем кто-либо из них смог воплотить намерение в действие, трибун заговорил снова, его тон внезапно стал деловитым.
– На этот раз мы проиграли, все очень просто. Я думал, что просьбы Теодоры спрятать мальчика было достаточно, чтобы обезопасить его, но я ошибался. Он мертв, что уничтожает последний шанс у кого-либо стать свидетелем того, как Гервульф натравил своих людей на эту деревню. И если кто-нибудь из нас попытается заставить его заплатить за убийство Муса, Беллетору будут предоставлены именно те доказательства моего неподчинения, которые ему нужны. На этот раз ублюдку все сошло с рук, и он это знает.Германец еще мгновение смотрел на них, а затем поднял руку в ироническом приветствии. Он повернулся и зашагал вниз по склону, не оглядываясь, оставив троих мужчин смотреть ему в спину, пока он не скрылся из виду среди палаток лагеря своей когорты.
6
– Легат сейчас примет вас, трибуны. Скавр указал на дверь, жестом приглашая своего коллегу войти в кабинет легата впереди него. Беллетор с готовностью принял приглашение, явно стремясь предстать перед человеком, который станет вершителем их судеб, опередив своего соперника. Легат поднялся из-за стола, за которым сидел, и обошел его, чтобы поприветствовать его, его лицо было профессионально бесстрастным, когда он принял приветствие сначала Беллетора, а затем Скавра. Несмотря на то, что строение его лица и цвет волос явно были североафриканского происхождения, с прибрежных земель, ранее оккупированных древним врагом Рима Карфагеном, его кожа была удивительно бледной по контрасту с более темным оттенком, который обычно сопровождал такую внешность. Домиций Беллетор, добро пожаловать в Поролиссум. Я Децим Клодий Альбин, легат Тринадцатого легиона и объединенный полевой командир имперских сил в провинции. Беллетор официально отдал честь, нахмурив лоб.
– Благодарю, Легат, хотя я в недоумении относительно того, как ты смог определить, кто из нас двоих был кем? Альбинус слегка улыбнулся, взмахом руки указывая на Скавра.
– Это было достаточно просто, трибун, учитывая, что я знаю Гая с тех пор, как ему было пятнадцать лет. Я удивлен, что он никогда не упоминал при тебе о нашем долгом сотрудничестве. Глаза Беллетора сузились, когда до него дошел смысл заявления легата. Он на мгновение заколебался, прежде чем заговорить снова.
– В таком случае, Легат, тебе, несомненно, известно, что я командир вспомогательного отряда, прибывшего сюда сегодня утром. Под моим командованием находится когорта легиона, две вспомогательные когорты, эскадрон вспомогательной кавалерии и тысяча местных всадников. Альбинус непринужденно кивнул, снова усаживаясь за стол и указывая на пару стульев, приготовленных для двух мужчин. На деревянной плите перед ним не было никакого беспорядка, и только два предмета портили ее в остальном чистую поверхность: пехотный гладиус в великолепно украшенных ножнах и маленький серебряный колокольчик, отполированный до ослепительного блеска. Как только трибуны расселись, он ответил на заявление Беллетора, и его лицо расплылось в благосклонной улыбке.