Золото Югры
Шрифт:
Так думал царь, так терзался душой Непея.
По-русски они думали. Не по-англицки. А это – ошибочное дело, не думать по-англицки при таковском же капитане.
Русской души много плескалось в Осипе Непее. Хоть он и два раза ездил в Англию и хвалился, что знает англов, как курица знает свое, даже облупленное, яйцо, всех запоров и затворов англицкой души Непея не разведал. Разве он знал, что капитан Ричардсон с детства насмотрелся казней в Тауэре? И русский пытошный подвал ему был как дырка в парусе. Зашил и дальше поплыл…
Конечно, если пытошный
Да только вот русские военные дела такого действа не допускали, а наоборот, требовали, чтобы Ричардсон немешкотно выехал на родину, и обязательно через польские пределы. И был бы там обласкан королем польским Стефаном Баторием. До того тесно обласкан, что каждый шовчик на капитанском мундире почуял бы королевскую руку. Ну, если не королевскую, так руку особого человека, способного к тонкому мастерству обыска. А находка между швами – обозначится.
Ибо такой есть русский «дипломатик». На каковой времени в иностранной «политик» отпущено мало. Совсем мало.
А потому на третий день «посольского сиденья» царь Иван послал в дом Непеи конюшего, Сеньку Сволоту.
Сеньке прямо с утра дали выпить горькой, и сам царь ему буркнул, что заранее все простит. И выдал самолично два стеклянных штофа водки – угостить еще пятерых конюших, которым нонче придется сильно постараться. Поиграть в мистерию.
Сенька Сволота подъехал к дому Осипа на тех же черных, крытых возках. От младших конюших сильно попахивало сивухой. Можно начинать. Сенька прямо под окном разбойно свистнул.
Непея глянул в окно, перекрестился. Началось «пытошное действо» царского плана. Осип окликнул Ричардсона к выходу.
– Царь просит посетить кремлевские знатные места.
Первым вышел на крыльцо Непея, за ним, скрестивши сзади руки и задрав подбородок, – «посол Ричардсон». Он считал, что среди Москвы надобно ходить только так, с особым шиком.
Сенька Сволота, пропустивши мимо себя с малым поклоном Осипа Непею, правым кулаком в рукавице с намороженным навозом вдарил англичанина в лоб. Тот было упал, но тут же подскочил на ноги и стал орать по-английски. Непея вроде ухватился за огромные плечи старшего конюшего, но его отволокли в сторону молодшие здоровяки.
Когда из полуподвала, как было задумано, показался Макар Старинов в перелицованном мундире со сверкающими пуговицами, капитан Ричардсон, в очередной раз получивший удар по носу и пустивший юшку, со страхом и удивлением увидел, что перед Макаркой эти жестокие люди в рыжих кафтанах упали на колени. А один даже подставил спину, чтобы Макару удобнее было ступить внутрь возка.
– Перепутали! Перепутали! – наконец заорал Ричардсон. Но кричать некому. Осип Непея, понимающий англицкий язык, лежал на снегу, раскинув руки. А капитана сунули головой в возок, крепко толкнули в зад, притерли дверцей, и черная повозка покатила под взвизги возничего.
Долго лежать становилось холодно. Наконец конюшие гикнули, кони понеслись со двора.
Надобно все же поехать в пытошную. Сенька Сволота, хоть и конюший у царя, но чистый кат. Еще изуродует англичанина. А этого царским планом не предусмотрено…
Глава тринадцатая
Когда в смрадном пытошном подвале два здоровенных бородатых полуголых человека ободрали капитану Ричардсону новый мундир, завели за спину руки, обмотали веревкой и махом крутанули колесо, капитан находился как бы в обморочной дреме. Но когда голова провисла до промежности, а в суставах захрустело, капитан заорал в голос.
Тихий, повелительный голос из глубины пытошной спросил:
– А пошто ты, вор, принародно забижал боярина Куренинского, да еще в монастыре, в святой нашей обители?
«Меня приняли за Макара»! Ричардсон попробовал это проорать на русском языке, но выходила изо рта бессвязная морская матерность на англицком языке.
– Матерится, сволочь, – сообщил собравшимся тихий повелительный голос. – Пять ударов. Для начала.
Толстый, бочкообразный палач встал перед глазами подвешенного капитана, осторожно расправил кнут, оглянулся, замеряя ход длинного кожаного ремня с пятью хвостами на конце. На хвостах кнута болтались свинцовые шарики.
Ричардсон закрыл глаза… За малое время понял, что Макара сбежал в той кутерьме, а здесь пока разберутся, кто он, капитан Ричардсон, да пока отпишут в Англию запрос, да пока запрос придет назад… А ежели запрос в Англии попадет в руки королевы? А королева знать не знает, кто таков капитан Ричардсон и куда он отплыл…
Кругом погибель… Но смерти – не надо! Уж лучше здесь, в подвале, рассказать про черную задумку графа Эссекса. Может, поверят, простят?
– Государь, государь, не гневайся! Макарка Старинов – это я! – раздался крик в подвале. – Это я принародно лаял боярина Куренинского в монастыре! А капитана сэра Ричардсона вели снять с дыбы! Он же есть посол к твоей милости!
Макар Старинов скатился по склизким камням в пытошную и с ходу упал на колени лицом в тот угол, откуда доносился повелительный голос.
– Осип Непея – где? – вопросил голос из тьмы. – Гнать его сюда, пусть ведет опознание… А то развелось англицких камзолов на Москве – не разберешь, где свой, где чужой…
В царской горнице, не в тронном зале, Иван Васильевич принял англицкого посла сэра Ричардсона без шумства, без боярского окружения, а по-свойски. Самолично налил вина ромейского. Пододвинул сэру блюдо с томленной в печи бараниной.
Ричардсон, счастливо спасенный от дыбы, ободрился и начал рассказ с того, что было не один раз оговорено среди моряков, подручных графу Эссексу. Мол, налетели шторма, угнали его судно от прохода в Балтийское море, потом занесло его во льды и протащило мимо северных берегов Норвегии, и выбросило прямо в залив у Кольского полуострова, у русской земли. В той кутерьме потерялись все бумаги от королевы Английской, адресованные царю, да и много чего потерялось… Корабль, и тот – потерялся…