Золото. Назад в СССР 3
Шрифт:
Он стоял на видном издалека месте, заснеженный на валуне, словно взятка местным духам.
Ах, он хитрая лиса, он умудрялся прятать от меня целых два мешка с золотом Гибаряна, которое теперь оказалось для него настоящей обузой.
Меньше полутора килограмм. Правда от того, что я был сильно истощен мне он казался значительно тяжелее.
Из ситуации я сделал два вывода: раз Латкин выбрасывал такую «ценность», то ему действительно угрожала опасность, мешок был не полный, скорее всего он уже отсыпал часть
Что-то подсказывало мне, что это не последняя находка на моем пути.
Ворованное золото было для меня сомнительной ценностью. Это Латкин считал его пропуском на волю.
Но скорее всего в его положении драгоценный металл был билетом на тот свет, потому что его нужно было променять на что-то стоящее в этом мире.
Обратиться к нормальным людям по понятным причинам он не мог, а маргиналы видели бы перед собой бегунка-доходягу, неспособного защитить свое «право собственности» в очень уязвимом положении.
Латкину предложили бы мизерный процент от черной цены — «рыночной» стоимости, который бы позволил ему разве, что с «шиком» пробичевать один сезон.
Конечно, считая себя обладателем большого ресурса, Латкин с его гордыней не согласился бы на такую сделку, чем тут же подписал бы себе смертный приговор.
Проще ограбить и кокнуть доходягу, потом подбросить тело, в котором милиция опознает беглеца, чем возиться с его переправкой на материк.
Марковская формула товар-деньги-товар здесь не работает. Эта схема дополняется факторами трех «с»: сила-страх-смерть.
Три «с» можно вклинивать в любое место марксова принципа. как частично, так и используя любое количество элементов.
Желудок меня пока больше не беспокоил, он будто свыкся со своей участью и перестал подавать сигналы о своем существовании. Скорее даже мысль о еде была неприятна, потому что я осознал, что голод может управлять моим рассудком и волей, отключая самоконтроль.
Вчера и позавчера я испытывал головокружение и слабость от голода, сегодня я почувствовал насколько мне стало легче. Исчезла боль в ноге.
Правда прибавилась боль подмышками от самодельных и неудобных костылей, но она была вполне терпимой.
Еще через километр я остановился. Идя по волчьему следу я чуть не сбился с пути.
Дело в том, что оленя что-то спугнуло, и если до этого он двигался вдоль ручья, то метров двести назад он стал уходить в вправо в сторону. Возможно от атаки стаи.
Я вовремя спохватился и не ушел далеко, стал возвращаться обратно к ручью.
Хотя стая ушла в сторону от тропы, по которой шел Латкин странное ощущение тревожности меня не покидало.
Вернуться было правильным решением, потому что еще через час пути я вышел к месту, где ручьи делились и мне нужно идти по правому.
Пейзаж начал меняться опять то тут то
Они разбавляли белое пространство, придавая ему немного разнообразия.
И тут впереди мое зрение определило что-то необычное. Я заметил выглядывающие из-под снега полосы зеленой ткани.
Пока они были далеко, но по мере приближения я стал узнавать очертания брошенного рюкзака и других разбросанных повсюду вещей.
Мои худшие опасения оправдались. Я стоял на площадке, где мой сосед по балку нашел свою свою смерть, от которой так старался убежать.
В том, что несколько разбросанных костей принадлежали ему я не сомневался, потому что одну из них окольцовывал браслет мои часов, которые Латкин прихватил вместе с остальным.
Я вслух обратился к тому, кого догонял:
— Ну, что же тебе не сиделось на месте? Дождались бы оленеводов в балке. Что ты натворил? Отбыл бы свой срок, вернулся, встроился бы в жизнь или уехал бы на свой любимый Запад. А теперь доволен? От тебя ничего не осталось. Хоронить даже толком нечего.
Потом спокойно снял часы с кости, протер их и надел себе на руку. На часах остались неглубокие царапины от волчьих клыков.
Я посмотрел на время, часы остановились на половине восьмого. Вряд ли это быд время атаки хищников, просто запаса хода хватило до этого положения стрелок.
Судьба сыграла с Латкиным злую шутку. Он бросил меня на произвол судьбы, на съедение волкам, а в итоге сам оказался съеденным.
Блатной лагерный принцип «умри ты сегодня, а я завтра», который исповедовал и применял Латкин обратился против него самого.
Какая неожиданность. Если ты бесконечно делаешь плохо другим, живешь за счет других, возвышаешься или выживаешь, вставая другим на голову, топя их, то будь готов к тому, что судьба рано или поздно пришлет тебе бумеранг.
Маятник огромным молотом прилетит тебе в морду обратно. И не увернешься, как ни старайся.
Эти твари догнали и сожрали его еще до снегопада. Скорее всего позавчера.
Собрав все что можно было найти, а это всего лишь несколько костей, я выкопал небольшую яму и похоронил то, что осталось от Латкина.
Ведь место могло привлечь других хищников.
Сложив могильный холм из крупных камней для того чтобы животные не могли добраться, я принялся собирать и разгребать вещи, оставшиеся от Андрея Латкина.
Потом я решил не терять времени и провести ревизию всего, что мне «досталось в наследство».
Я ходил и вырывал из-под снега предметы. Первым делом мне попался бинокль, чему я был несказанно счастлив этой находке. Но это пожалуй, оказалось единственной причиной для радости.
Надежды на то, что запасы еды сохранились оказались несбыточными.