Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл
Шрифт:
– Нынче перед сном десять раз прочти «Отче наш», и тебе полегчает.
– Непременно, батюшка.
Тем бы это нелепое откровение Настеньки и кончилось, и забылось навсегда, если бы у дочери коменданта не возникла жесточайшая лихорадка. Поп, в очередной раз нарушив тайну исповеди, рассказал Хрисанфу о былом признании иноземки - как она желала девушке зла. И по мере ухудшения состояния заболевшей подозрения в Настенькином сглазе только возрастали.
Как-то раз Андроник, появившись дома в сильном подпитии, сел напротив своей наложницы и сказал:
– Коли ты не снимешь порчи с этой заболевшей и она умрёт, то энейцы схватят тебя
У неё от ужаса пробежали мурашки вдоль спины. Губы прошептали чуть слышно:
– Ты меня пугаешь.
– Говорю, что знаю. Комендант вне себя. И священник на его стороне. Стоит им обратиться к пастве, возбудить толпу, и тебя никто уже не сможет спасти.
– Что мне делать, ответь? Я ведь ворожу редко, не умею, не обучалась. Кое-что помню из приёмов Арепы… И клянусь, что не насылала напасть на хворую, просто совпадение!
– Разбираться поздно, время дорого. Чародействуй, как можешь.
– Мне не удалось и родную-то дочь спасти, а с Гликерьей и подавно ничего не получится.
– Начинай, не медли.
Настя запёрлась в комнате без окон и, поставив на столик блюдо с водой, разместила по его окружности шесть Церковных свечек. Запалила их фитильки, положила в воду золотое кольцо с тем расчётом, чтобы отражения всех шести огоньков оказались в его центре (а она смотрела, стоя на табурете). Находясь как бы в фокусе заповедного пламени, начала читать заклинания, заговаривать блюдо-чару, колдовать, волхвовать. И в какой-то момент в отблесках на воде проступили черты седовласого Чарга. Он проговорил:
– Помогу тебе… исцелю недужную… Но не ворожи боле никогда. А не то сгоришь.
– И пропал из виду, точно растворился. Свечки ж на столе стали гаснуть поочерёдно.
Бледная как призрак, половчанка вышла к Андронику протянула чашу с заговорённой водой и произнесла:
– На, пойди в дом к Хрисанфу, пусть Гликерья выпьет.
– Ты считаешь, поможет?
– Будем уповать.
В ту же ночь заболевшая сильно пропотела, жар уменьшился и к утру спал совсем. Через день она встала с постели а неделю спустя вышла подышать свежим воздухом в сад.
Радости родителей не было границ. Но зато комендант со священником и другие энейцы, слышавшие о чуде, совершенно поверили, что Настасья - ведьма.
5
Лето и сентябрь 1172 года миновали спокойно. Зной превозмогали, прячась в самую жару по домам или по садам под деревьями, часто купались в речке и с большим удовольствием пили свежее холодное молоко. А в конце сентября жизнь дала трещину: в комнате Андроника Настенька нашла женскую заколку, явно не свою. Разумеется, сын Ирины отрицал вину и не признавался в измене, но когда она пригрозила, что нашлёт на него ослабление мужской силы, нехотя открылся: мол, случайно у него была близость с молочницей, приносящей к ним в дом продукты каждое утро. Умолял простить, уверяя, что не получил от связи ни малейшего удовольствия и давно раскаялся. Внучка Чарга простила, но замкнулась в себе, погрустнела и подолгу теперь молилась под образами. Тут явился молочник и сообщил, что его жена умерла; перед смертью она поведала ему о грехе с Комнином и о подозрении, что её сглазила русская колдунья. Если же они не хотят огласки, пусть заплатят приличную сумму.
Доложили Хрисанфу. Комендант был весьма раздосадован происшедшим и впервые высказал Андронику недовольство ссылкой порфирородного именно в Эней. Но потом остыл и заметил, что попробует замять инцидент, если Настя и Ростислав их покинут. А иначе будет вынужден передать убийцу судебным властям, равно как и ведьму - властям церковным. Выхода иного никто не видел: внучка и правнук половецкого мага стали собираться в дорогу.
Уезжали вечером, под покровом тьмы, чтобы не мозолить глаза любопытным энейцам. Настя и Андроник обнялись на прощанье. Он сказал:
– Я тебя никогда не забуду. Женщина вздохнула:
– Я тоже.
– А потом добавила: - Пусть твоя мечта сбудется. Царствуй справедливо и не обижай подданных. А иначе они тебя свергнут. От любви толпы до ея ненависти - шаг один.
– Ты мне это пророчишь?
– улыбнулся он.
– Понимай как знаешь.
– Ростислав подсадил её в седло, и уже с коня чародейка бросила: - Будешь в Царе-граде - не забудь про Янку; я люблю подругу и ея детей, в том числе и Зою. Позаботься о них.
– Слово рождённого в Вуколеоне.
Сын Берладника тоже дружески стиснул руку аристократа:
– Янка моя сестра, и надеюсь, что ей не придётся туго под твоей властью.
– Ты об этом говоришь как о деле решённом, словно завтра мне въезжать в Константинополь императором! Может, ничего не получится и умру в Понтийских горах?
– Я на всякий случай.
– Вспрыгнув на коня, молодой человек воскликнул: - Счастлив будь, Андроник!
– Да и вы не держите зла, - отвечал вельможа с грустью в голосе.
Цоканье копыт смолкло в темноте.
Будущий монарх чувствовал: с этими двумя он уже не встретится.
Глава шестая
1
Болеслава доносила второго ребёнка и благополучно разрешилась от бремени в сентябре 1172 года. Мальчика назвали по-славянски Ярославом, а по святцам Василием.
Но его родители вскоре разошлись окончательно. Мать и новорождённый продолжали находиться в княжеском дворце в Галиче, а Владимир-Яков, поругавшись с отцом переехал в Болшев. Вскоре к нему от мужа-священника убежала попадья Поликсения с сыном Георгием. Ничего подобного общество не знало давно, со времён любви Осмомысла и Настеньки.
Ольга Юрьевна попыталась было всех примирить. Первым делом посетила супруга, вставшего недавно после простуды и поэтому слабого ещё, бледного и хмурого. Князю исполнилось сорок два, стригся он теперь коротко, а зато отпустил довольно длинную бороду. Видел хуже прежнего, даже изумруд плохо помогал, а другой, посильнее, заказали в Царь-граде недавно и ещё не доставили. Посмотрел на вошедшую княгиню тусклыми глазами и не поздоровался. Женщина спросила:
– Как себя чувствуешь, батюшка, мой свет? Галицкий правитель неопределённо взмахнул рукой.