Золотое руно (сборник)

Сойер Роберт Джеймс

– Думаю, да.

У Сингха отвисла челюсть.

– Это… ужасно.

– И отвратительно. Бедняжка.

– Сколько Доре было лет, когда это случилось?

– Думаю, столько же, сколько сейчас моей дочке. Три.

Сингх сверился с записями у себя в компьютере.

– Сейчас мисс Хеннесси тридцать семь. – Он поднял голову. – Человек, который над ней надругался – как по-вашему, кто это?

– Сейчас бы я его не узнал, но да. Это был её отец, Джош Латимер.

– Тот, кому она собралась отдать почку? – удивился Сингх.

– Я

не думаю, что она это помнит, – сказал Тарасов, по-прежнему не глядя на Сингха. – Я не припоминаю, чтобы она это с кем-либо обсуждала.

Сьюзан увидела, как брови Сингха полезли на лоб.

– Это… потрясающе.

– Что именно?

– Вы помните нечто из её прошлого, чего не помнит она сама. Интересно, почему.

Тарасов задумался.

– Может быть, воспоминания настолько травмирующие, что она их заблокировала.

– Возможно, и так, – сказал Сингх, – однако…

– Да?

– Вы сказали, что думаете, что ей было три, когда это случилось.

– Иначе никак, – ответил Тарасов. – Три или меньше. Отец и мать Доры разошлись, когда ей было три. Она больше не видела его до прошлого года, когда он отыскал её в надежде на то, что у них хорошая совместимость тканей – и что она согласится на донорство.

– Три… или меньше, – повторил Сингх.

– Да.

– Большинство взрослых не помнят ничего до тех пор, пока им не исполнится три с половиной или даже четыре. Но…

– Да?

– Я видел вас в больнице – я имею в виду, до того, как это всё случилось. Вы… не слишком общительны.

– И что?

– И вы стараетесь не смотреть людям в глаза. Вы всегда отводите взгляд.

– Вы меня в чём-то обвиняете, доктор Сингх?

– Нет-нет. Вовсе нет. Но могу ли я спросить: у вас расстройство аутического спектра?

– Я «аспи», – ответил Тарасов.

– Синдром Аспергера, – кивнув, сказал Сингх. – Вы мыслите образами.

– Да.

– Картинками, а не словами.

– В основном.

– И вы помните события первых лет собственной жизни?

– Я помню, как я родился , – сказал Тарасов. – Как и многие с такими расстройствами.

– Ну, значит, вот в чём дело, – сказал Сингх, посмотрев на Сьюзан, а потом снова на Тарасова. – Каждый человек сначала мыслит образами; а как иначе, ведь языком мы овладеваем гораздо позднее. Когда же это происходит, система индексации нашей памяти меняется: слова, а не образы, становятся основными триггерами воспоминаний, и мы больше не можем вспомнить то, что происходило до того, как у нас появились продвинутые языковые способности. Утверждается, что воспоминания по-прежнему остаются в памяти, просто становятся недоступными. Однако вы, мистер Тарасов, способны пользоваться изначальной, доязыковой системой индексирования мисс Хеннесси, потому что вы мыслите образами. Вы можете вспомнить события её прошлого, которые она сама вспомнить уже не может. Собственно… вы можете вспомнить её рождение?

Он

задумался.

– Я родился в России, дома, за много лет до того, как моя семья переехала сюда. Но Дора… она родилась – да, теперь я вижу – в больничной палате с голубыми стенами и… детали расплываются, полагаю, у младенцев плохо с фокусировкой зрения… и доктор, принимающий роды – женщина с короткими чёрными волосами.

– Невероятно, – потрясённо сказал Сингх. – Удивительно.

– Речь идёт не о какой-то научной проблеме, – резко сказал Тарасов. – Я не могу выкинуть воспоминания о надругательстве над ребёнком у себя из головы. Они возвращаются каждый раз, когда я вижу дочь. Мне словно постоянно тычут в глаза детским порно.

– Мне очень жаль, – сказал Сингх. – Очень жаль.

– Ваша жалость дела не поправит, – ответил Тарасов, в этот раз глядя прямо на Сингха. – Проблему нужно решить прямо сейчас.

Глава 30

Дэррил Хадкинс никогда не летал бизнес-классом и, надо полагать, никогда больше не полетит. Но президент почему-то настоял, чтобы они летели обычным рейсом, а на ближайший свободные места оказались только в бизнес-классе.

Что, в принципе, было и к лучшему, только вот…

Только вот это было очень долгий перелёт, и…

И он мог читать память Бесси.

Он сглотнул и попытался успокоиться, попытался не обращать на неё внимания, но…

Но она нервничала, чёрт её возьми. Она нервничала, сидя рядом с ним, потому что…

Потому что он чёрный.

Потому что она слышала про чёрных ужасные вещи.

Потому что и в округе Колумбия, и в Миссисипи, где она жила, большую часть преступлений совершают – по крайней мере, она так думала – чёрные.

Он старался не думать о том, что она думает, пытался выкинуть её мысли у себя из головы, но…

Но они возвращались. Она постоянно думала слово на букву «н».

Проклятое слово на букву «н».

Он полистал журнал авиакомпании, отметив ещё одно мелкое унижение – почти полное отсутствие чернокожих в рекламе. Он оглядел соседних пассажиров – толстый белый мужчина тихо похрапывал, чопорная белая женщина читала что-то с электронной книги, двое белых мужчин обсуждали какие-то инвестиции.

И, провались оно, он не мог не задуматься о том, что же у Бесси случилось такого в жизни с чернокожими.

А задуматься означало узнать .

Бесси выросла в Мемфисе. Там, конечно, много чёрных, но, даже по прошествии стольких лет, общины почти не смешиваются; даже по прошествии стольких лет по-прежнему «отдельные, но не равные»; даже по прошествии стольких лет люди думают, пусть даже не произносят, и «цветные», и «ниггеры», и кое-что похуже.

В желудке что-то сжалось, и не только из-за того, что самолёт попал в турбулентность.