Золотое снадобье
Шрифт:
– Тем не менее, – наконец проговорил Ли, – вы желаете разыскать двоих людей в этом мире. В этом апокрифическом мире…
– Вы не совсем правильно поняли мою цель, – сдержанно ответила София. – Да, я нигилизмийка, но, подобно дяде, я еще и картолог. Вы исследуете уклонение истории нашего мира от истории мира Истинного, я же стремлюсь составить карту этих различий. Поэтому я и хотела бы установить, где находится Авзентиния. До сих пор ни единого упоминания мне не попалось.
Ли задумчиво смотрел на нее еще некоторое время.
– Ясно, – проговорил он затем. Встал со стула и бережно уложил обе газеты в
Потом оглянулся через плечо:
– Угрызение?
– Спасибо, мистер Моро. – София вежливо приподнялась. – Благодарю вас за то, что ввели меня в курс дела.
– Не стоит благодарности, – отозвался Ли и отвернулся, держа коробку в руках.
Молодая женщина по имени Угрызение села напротив Софии.
– Могу я ознакомиться с письмом? – без каких-либо предисловий проговорила она и вытащила из нагрудного кармана очки с линзами, отливавшими янтарем.
Пока она читала, София внимательно наблюдала за ее лицом. Ей, наверное, было лет двадцать, вряд ли больше. Маленькие руки с пальцами, чуть сужавшимися к концам, выглядели почти детскими. Рабочая блуза с застежкой на пуговках была далеко не новой, но тщательно выглаженной; это относилось и к брюкам, весьма необычным для дамского гардероба. Темные брови… короткие черные волосы, обрамляющие лицо… Взгляд сквозь стекла очков оставался нарочито бесстрастным.
«Вряд ли союзница», – сделала вывод София.
Наконец Угрызение вернула ей письмо и скрестила на груди руки.
– Пятнадцатое марта тысяча восемьсот восемьдесят первого, – ровным голосом проговорила она. – Драгоценная наша София! Мы с твоей мамой думали о тебе каждый день и час нашего путешествия. Теперь, вплотную приблизившись к его вероятному окончанию, мы постоянно вспоминаем тебя. Должно быть, это письмо не скоро попадет тебе в руки. Если нам повезет, мы обгоним его на обратном пути. Но если ты получишь нашу весточку, а мы к тому времени не вернемся, тебе следует знать: твои родители идут по затерянным следам в Авзентинию. Только не пытайся разыскивать нас, любимая. Шадрак подскажет тебе, как поступить. Дорога слишком опасна. У нас не было намерения путешествовать в Авзентинию. Она сама прибыла к нам. Преданно любящий тебя, твой отец – Бронсон.
София молча смотрела на нее. Странно и даже жутковато было слышать полные любви слова отца, бесстрастно произносимые незнакомкой. А уж то, что Угрызение вот так запросто без единой ошибки пересказала письмо…
– Как это у вас получается? – спросила София.
Угрызение ответила с прежним бесстрастием:
– Я что угодно с одного прочтения запоминаю.
– Завидный у вас дар…
Угрызение отвела глаза:
– Это смотря что доведется прочесть. Есть вещи, которые хочется запомнить. А есть такие, что век бы их не видать.
София моргнула.
– Да, – сказала она. – Это уж точно.
– Значит, – вернулась к делу Угрызение, – вы ищете сведения по Авзентинии…
До Софии вдруг дошло, что эта молодая женщина, возможно, лучше других сумеет помочь ей найти краткий путь сквозь архивные дебри.
– Именно так. Вы о ней что-нибудь слышали? Быть может, видели где-нибудь? Не припоминаете?
– Нет. Не
И, не дожидаясь реакции Софии, покинула стол, чтобы тотчас исчезнуть среди стеллажей.
Впрочем, несколькими минутами позже Угрызение возвратилась, толкая перед собой библиотечную тележку:
– Я вам первые тридцать привезла.
И она стала перегружать тяжеленные фолианты на читальный стол.
София недоуменно нахмурилась:
– Первые тридцать… чего?
– Первые тридцать томов ссылок и указателей, касающихся восемьдесят второго года. – Угрызение чуть помедлила, выверенное бесстрастие на ее лице впервые окрасилось едва заметной смешинкой. – Вы же не думали, что указатели по каждому году ограничиваются всего одной книгой? Восемьдесят второй охватывается более чем тремя сотнями томов.
«Триста томов! – мысленно ахнула София. – Ужас какой! Да как мне их все за три дня пролистать?!»
3
На борту «Пустельги»
В эту десятую и последнюю ночь на борту «Пустельги» меня разбудили ужасные завывания. Я повернулась к Бронсону, желая его разбудить, но неожиданный толчок бросил нас друг на друга. Не без труда мы выбрались из койки и торопливо оделись. Корабль бешено раскачивался, слышались крики команды, но жуткий вой все заглушал. Мы сразу поняли, что угодили в самый центр сильнейшего шторма. За иллюминатором каюты царила чернильная темнота, прорезаемая лишь ярким серебром молний. В тот момент я со всей определенностью поняла, что подобная ночь ничем хорошим не кончится. А ведь с самого момента отплытия из Бостона я так скучала по Софии… И вот теперь мысль о том, как она мирно спит в своей кроватке, словно ножом пронзила мне сердце. Она – там, а мы здесь – посреди шторма, в самом сердце бескрайнего океана… Зачем? Что мы наделали?
И ничего нельзя было предпринять, разве что стойко встретить надвинувшуюся беду. Сквозь рев бури и грохот волн мы слышали крики, постепенно сменявшиеся воплями ужаса… Бронсон взял меня за руку.
– Любовь моя, – сказал он. – Что бы ни ждало нас там, за дверью, по крайней мере, мы не расстанемся!
– Да. – Я стиснула его руку, и в ответ он крепко сжал мою.
Потом он взял веревку, которой мы обычно увязывали чемоданы, и обвязался одним концом, а другой затянул на моей талии.
– Надо, – пояснил он, – чтобы руки у нас оставались свободны. Если придется плыть, поплывем вместе!
– Да, Бронсон, – повторила я. – Я люблю тебя, родной!
Он коснулся ладонью моей щеки:
– И я тебя люблю, Минна.
Сверкнула молния, и я увидела, что он улыбается. В следующий миг все снова погрузилось во тьму.
Я больше почувствовала, как он повернулся и взялся за ручку двери.
Тотчас же на нас словно обрушился водопад немыслимой высоты. Я мгновенно потеряла равновесие, стала заваливаться назад… натянувшаяся веревка помогла выпрямиться. Я осторожно вышла на палубу. По-прежнему ничего нельзя было рассмотреть, но я ощутила прикосновение к запястью: это Бронсон вышел из каюты.