Золотоглазые
Шрифт:
Маленькая женщина с платком, та, что носила крест св. Андрея и, как оказалось, отвечала за перевозку, резко повернула голову.
— Нет надобности говорить в таком тоне, Мать Хейзел. Конечно же, у Матери Орчис — четверо чудесных малышей. Ведь так, дорогая? — добавила она, повернувшись ко мне. — Она просто немножко устала после поездки, вот и все.
— Хм-ф! — произнесла девушка, к которой обращались по имени Хейзел, презрительным тоном, но продолжать не стала.
Суета продолжалась. Тотчас маленькая женщина вручила мне стакан чего-то, выглядевшего как вода, но неопределенной крепости. Первое ощущение было невнятно
Жуткое молчание было нарушено той девушкой, которая приветствовала меня, когда я вошла.
— Куда они отправили тебя в отпуск, Орчис?
— Отпуск? — тупо спросила я.
Она и остальные уставились на меня в изумлении.
— Я не знаю, о чем вы говорите, — сказала я им.
Они продолжали тупо и флегматично глядеть на меня.
— Ну, тогда это не слишком-то похоже на отпуск, — сделала вывод одна из них, явно озадаченная. — Я свой последний не забуду. Меня отправили на море и дали мне маленькую машину, так что я могла везде побывать. Все были так милы с нами, а там было шесть матерей, включая меня. Ты ездила на море или в горы?
Они были полны решимости и дальше досаждать мне своим любопытством, и рано или поздно ответ пришлось бы дать. Я выбрала то, что казалось на тот момент самым простым выходом.
— Я не могу вспомнить, — сказала я. — Ни капли не могу вспомнить. Кажется, я полностью потеряла память.
Это было принято без особого сочувствия.
— Ох! — произнесла та, которую звали Хейзел, с ноткой удовлетворения. — Я так и думала, что здесь что-то есть. Догадываюсь, что ты даже не можешь вспомнить определенно, были ли на этот раз твои малыши Первой степени. Если бы нет, Орчис не вернулась бы сюда. Ее бы дисквалифицировали как Мать второй степени и послали в Уайтвиг — С большей доброжелательностью в голосе она спросила меня: — Когда это случилось, Орчис?
— Я… Я не знаю, — ответила я. — Ничего не могу вспомнить до сегодняшнего утра в больнице. Все полностью вылетело из головы.
— Больнице! — презрительно повторила Хейзел.
— Она, должно быть, имеет в виду Центр, — сказала другая.
— Но, неужели ты хочешь сказать, что не можешь даже нас вспомнить, Орчис?
— Нет, — подтвердила я, кивнув головой. — Прошу прощения, но все до того, как я попала в больн… Центр — все улетучилось.
— Чудно это, — сказала Хейзел неприязненным тоном. — А они знают?
Одна из остальных взяла мою сторону.
— Конечно, они обязательно знают. Скорее всего, они думают, что есть память у Матери или нет, это не мешает ей рожать детей Первой степени. Ведь при чем здесь память?
— Почему бы не дать ей отдохнуть чуточку, — отрезала другая, — не думаю, чтобы она себя прекрасно чувствовала после Центра и после того, как добралась сюда. Я так — никогда. Не обращай на них внимание, Орчис, дорогая. Просто постарайся чуточку поспать. Наверняка, когда проснешься, все окажется в порядке.
Я с благодарностью приняла ее предложение. Все это было настолько ошеломляюще, что совладать с ним в тот момент было невозможно. Более того, я действительно вымоталась. Я поблагодарила ее за совет и откинулась на подушку. Я постаралась нарочито закрыть глаза, насколько это было возможным. И что
В момент пробуждения, перед тем, как открыть глаза, во мне вспыхнула надежда, что галлюцинация исчезла. К несчастью, это было не так. Чья-то рука осторожно трясла меня за плечо, и первое, что я увидела, было лицо главной из малышек вблизи моего.
Она произнесла:
— Ну же, Мать Орчис, дорогуша. Вы чудненько поспали, вы ведь себя получше чувствуете?
За ее спиной еще две малышки принесли поднос-столик на низких ножках. Они так установили его, что он перекрывал меня, подобно мосту, и до него было удобно дотянуться. Я уставилась на то, чем он был нагружен. Без всякого сомнения, я до этого еще ни разу не видела, чтобы перед одним человеком ставили такое чудовищное количество самой питательной еды. В первое мгновение вид ее вызвал у меня отвращение — но тут я почувствовала, что внутри меня произошел разлад, потому что вид ее не оттолкнул ту огромную тушу, что я заполняла: у этой последней изо рта текли слюни, и ей не терпелось начать. Внутренняя часть меня изумлялась, соприкасаясь с остальным телом, которое в это время поглощало две или три рыбины, целого цыпленка, несколько ломтиков мяса, кучу овощей, фрукты, утопавшие в горах взбитых сливок, и большие кварты молока, без малейшего чувства пресыщения. Случайные взгляды по сторонам показывали мне, что другие «Матери» так же глубокомысленно обходились с содержимым их подносов.
Я поймала пару любопытных взглядов, но все были слишком серьезно заняты, чтобы в тот момент вновь возобновить свою назойливость. Я недоумевала, как мне отделаться от них после, и мне пришло в голову, что если бы только у меня была книга или журнал, я, возможно, была бы в состоянии успешно, хотя и не очень вежливо, погрузиться в чтение.
Когда вернулись прислужницы, я попросила ту с крестом, не смогла бы она мне позволить что-нибудь почитать. Эффект от этой простой просьбы был ошеломляющим: те двое, что переносили мой поднос, ни мало ни много как уронили его. А та, что была рядом, широко раскрыла рот и стояла так в изумлении до тех пор, пока не привела в порядок свои мозги. Она поглядела на меня сперва подозрительно, а потом озабоченно.
— Все еще чувствуете себя не совсем в порядке, дорогая? — спросила она.
— Да нет же, — запротестовала я, — я прекрасно себя чувствую.
Однако выражение озабоченности на ее лице настаивало на этом.
— Я бы на вашем месте снова попыталась бы поспать, — посоветовала она.
— Но я не желаю. Я только хочу тихонечко почитать, — возразила я.
Она похлопала меня по плечу несколько неуверенно.
— Боюсь, вас порядком вымотало, Мать. Но не волнуйтесь, уверена, что скоро все пройдет.
Я почувствовала беспокойство.
— Но что такого в том, что я хочу почитать? — потребовала я.
Она улыбнулась чопорной профессиональной улыбкой медсестры.
— Ну же, ну же, дорогая. Постарайтесь просто поспать немного. Ведь, боже сохрани, с какой стати может понадобиться Матери чтение?
С этими словами она поправила мое одеяло и заторопилась прочь, оставив меня наедине с пятью моими товарками, глазевшими на меня во всю мочь. Хейзел насмешливо хмыкнула; однако никаких внятных замечаний не последовало в течение нескольких минут.