Золотой берег
Шрифт:
— Подумаю.
— Знаешь, мне звонили и Эдвард, и Каролин. Они передают тебе привет. Оба собираются написать тебе письма, но, ты сам понимаешь, это займет какое-то время. — Она улыбнулась.
— Я позвоню им, когда вернусь. До встречи через несколько дней.
— Будь осторожней, Джон. Может быть, не стоит выходить одному в море?
— Я далеко не поплыву, так, буду болтаться по Саунду. Это не опасно. Со мной все будет в порядке. Желаю тебе хорошо провести сегодняшний вечер.
Я повернулся и пошел к машине.
— Не уплывай на Карибы без меня, — крикнула она мне вслед.
Примерно через час я уже был в яхт-клубе. По дороге я заехал
Я в один прием перетащил все мои припасы на пирс и уже собирался перепрыгнуть на борт яхты, когда заметил небольшой картонный квадратик, аккуратно запечатанный в пластик и подвешенный к мачте. Наклонившись, я прочитал:
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Арест имущества произведен властями США.
Данное имущество конфисковано у Джона Саттера по причине неуплаты им налогов Федеральной налоговой службе. Санкция на конфискацию имущества дана начальником местного управления Федеральной налоговой службы.
Лица, попытавшиеся тем или иным способом завладеть данным имуществом, будут нести полную уголовную ответственность в соответствии с законом.
ФЕДЕРАЛЬНАЯ НАЛОГОВАЯ СЛУЖБА
Некоторое время я пялился на эту надпись, не в силах понять, как она могла очутиться на моей яхте. Потом взял мою провизию и перегрузил ее на борт.
Я уже собирался отчаливать, когда заметил, что люди, копающиеся у своих яхт на пирсе, посматривают на меня с подозрением. Если бы я стремился к тому, чтобы меня окончательно унизили, то именно сейчас это и произошло, хотя могло быть и хуже. Не будем забывать, что именно здесь, на Лонг-Айленде, в колониальные времена людей заколачивали в деревянные ящики и топили, как котят, здесь же на них надевали колодки и принародно избивали кнутом. Так что маленький картонный квадратик — это в общем-то ерунда. Мне же не вешали его на шею.
Я завел мотор и вывел «Пауманок» в бухту. На двери, ведущей в каюту, я обнаружил точно такой же квадратик, как и тот, что висел на мачте. Еще один был укреплен у руля. Таким образом, я никак не мог отрицать, что не видел этого предупреждения, не так ли?
Я выключил мотор и пустил яхту по воле волн и ветра. Стоял тихий воскресный августовский вечер, было чуть холоднее, чем обычно, но все равно чудесно.
Мне действительно не хватало на Манхэттене всего этого: запахов моря, широких горизонтов, одиночества, тишины и спокойствия. Я открыл банку пива, сел на палубу и стал пить прямо из банки. Потом сделал себе бутерброд с колбасой и съел его, запив еще одной банкой пива. После пяти дней ресторанного сервиса и ужинов в номере было так приятно обслужить самого себя, сделать бутерброды и попить пива.
Пока моя яхта дрейфовала по бухте, я погрузился в размышления о смысле жизни, а точнее, о том, правильно ли я вел себя и говорил с Сюзанной. Мне казалось, что правильно, я оправдывал свое в общем-то снисходительное отношение к ее лжи тем, что она и в других, более спокойных обстоятельствах вела себя как ненормальная. Я не собирался уничтожать ни ее, ни наш с ней брак и действительно хотел, чтобы все наладилось. С одной стороны, мы с ней все еще любили друг друга, но с другой — нас угнетала нелепость создавшегося положения, когда у одного из супругов — роман, а второй осведомлен об этом. (То, что я сделал, можно было бы назвать «приведением в чувство» жены, изменившей мужу. Ведь сам Беллароза во время нашего совместного ужина в клубе «Крик» объяснил, как поступают
К тому же Сюзанна так и не призналась прямо в своей измене, и это еще больше осложняло дело. Если употребить юридические термины, я предъявил обвинения, но не представил никаких доказательств. Поэтому обвиняемая имела полное право не отвечать и на мои обвинения никак не реагировать. И хотя Беллароза своим молчанием признал, что роман имел место, тем не менее мои улики были исключительно косвенными в том, что касается вины самой Сюзанны. Поэтому мы, должно быть, вообразили, что если будем какое-то время избегать разговоров на эту тему и друг друга, то все это забудется и окажется, что как будто ничего и не произошло. Это был случай как бы обратный тем сексуальным спектаклям, которые мы вместе с ней ставили; благодаря этому приему мы обманывали сами себя, превращая действительные события в мелодраму под названием: «ДЖОН ПОДОЗРЕВАЕТ СЮЗАННУ В СУПРУЖЕСКОЙ ИЗМЕНЕ».
Примерно после десятой или одиннадцатой банки пива ко мне пришло ясное осознание того, что на пути нашего действительного и окончательного примирения стоит Фрэнк Беллароза.
Тем временем закат багровел, надвигались тучи и пора было отправляться в обратный путь, к причалу. Я встал, спустился, пошатываясь, в каюту и взял топорик, прикрепленный к стене у лестницы, после чего прошел в переднюю часть яхты и со всей силы рубанул топором по обшивке из стекловолокна, проделав ниже ватерлинии дыру размером дюймов в пять. Я вытащил топор и стал смотреть, как вовнутрь хлещет вода. Затем еще несколько раз ударил по обшивке, проделав новые отверстия. Морская вода стала заполнять каюту и коридор.
Я отправился наверх, достал из ящика флаг и вымпелы и поднял их на мачте.
Гордый своим идиотским поступком, я нашел на палубе тонущей яхты надувной спасательный плот, надул его, положил в него остатки провизии и сел сам. Я открыл еще одну банку пива и стал потягивать его, наблюдая, как яхта подо мной все глубже погружается в воду.
Вот вода уже начала заливать палубу, слегка поднимая меня и спасательный плот.
«Пауманок» тонул долго. В какой-то момент вода наконец полностью покрыла его палубу, и мой плот отправился в самостоятельное плавание. Яхта продолжала медленно погружаться в воду вместе со своим флагом на мачте и с сигнальными вымпелами, из которых я сложил мое напутственное слово окружающему миру: «ПОШЛИ ВЫ ВСЕ К ЧЕРТУ!»
Стало совсем темно, я поплыл к берегу. Отсюда было почти невозможно разглядеть мачту моей яхты с флагом и вымпелами. Она так и торчала посреди бухты, видно здесь было не так уж глубоко.
Прилив понемногу относил меня к берегу, я пил пиво и продолжал размышлять. Мой поступок, если рассудить здраво, был глупейшим, не говоря о том, что его могли запросто квалифицировать как тяжкое преступление. Ну и что с того? Со мной ведь тоже обошлись по-свински. Верно? Я предполагал, что к этому приложил руку Феррагамо, а также этот мерзкий мистер Новак. Возможно, не обошлось и без участия Манкузо, а также моего «благодетеля» Мельцера. Ничего хорошего не выйдет из ваших попыток противостоять силам куда более могущественным, чем вы сами. Так, кажется, он сказал. Ну что ж, я совсем не прочь продолжить борьбу.