Золотой бутон
Шрифт:
Облокотившись на перила балкона, Говард, по всей видимости, наслаждался вечером. Он конечно же слышал шаги Фейт, однако не обернулся. Переставив чашки на стол, Фейт застыла в нерешительности. Сесть? Но я не уверена, что сумею расслабиться настолько, чтобы поза моя выглядела естественной. Однако подойти сейчас к Говарду и встать рядом с ним – это самоубийство…
– Скажи мне, чего хочешь ты, Фейт?
Слова эти, произнесенные мягко и доброжелательно, проникли в ее сердце, мгновенно превратив все страхи и сомнения в пустые и глупые тривиальности.
Отбросив
Мириады слегка мерцающих огоньков вдоль береговой линии ясно указывали на то, что жизнь продолжается, несмотря на все мелкие передряги, которые время от времени выпадают на долю каждого. Все шло своим чередом, спокойно и размеренно, и именно спокойствия и размеренности Фейт хотела сейчас больше всего.
– Я хочу сохранить свое место, – просто ответила она.
Говард не шелохнулся, даже не посмотрел в ее сторону.
– Никто и не думал тебя его лишать.
– Я хочу чувствовать себя на нем уютно, – попыталась объяснить Фейт. Уютно и уверенно. Оно для меня сейчас что-то вроде якоря. И если ты меня его лишишь…
– С какой, черт возьми, стати я должен это сделать? – Говард казался искренне удивленным.
– Ты можешь сделать так, что мне будет слишком сложно на нем оставаться.
– Думаешь, я собираюсь гоняться за тобой по офису и, поймав, валить на ковер? – с холодной иронией осведомился он. – Только идиоты смешивают дело и удовольствие, Фейт. Я тебе когда-нибудь казался идиотом?
– Нет.
– Я тебя слишком уважаю, чтобы принуждать к чему бы то ни было вопреки твоей воле.
– Прости. Я, наверное, действительно все не так поняла, – начала оправдываться смутившаяся Фейт. – Мне не следовало думать, что ты хочешь…
Говард не дал ей закончить.
– Дело в том, что я как раз хочу, Фейт. И был бы полным идиотом, если бы не хотел заниматься с тобой любовью при любой возможности. Но только вне офиса.
Спокойные интонации Говарда не оставили у Фейт сомнений, что каждое произнесенное им слово – правда. Одного раза ему недостаточно. Он хочет продолжения, и одна лишь мысль о том, что он этого хочет, наполнила ощущением приятного ожидания ее тело, которое жаждало того же.
– Однако мне было бы отвратительно думать, что ты делаешь это по принуждению, – добавил он, и гадливые нотки, проскользнувшие в его голосе, свидетельствовали, что Говард совершенно искренен.
Другими словами, он дал понять, что выбор за ней, и Фейт должна была бы почувствовать облегчение, если бы не буря самых противоречивых эмоций, захлестнувшая ее, если бы не решительный отказ мозга выдать хоть одну связную мысль.
– Все должно быть по взаимному желанию, – продолжал Говард. – Так, как это было сегодня. Ты ведь хотела меня сегодня, Фейт, и не пытайся это отрицать. И вовсе не из-за Льюка. Ты хотела меня.
Фейт ответила не сразу, потрясенная страстью, прорвавшейся сквозь внешнее спокойствие Говарда и хорошо показывающей, чего ему это спокойствие
– Любая женщина захотела бы тебя! – не сдержавшись, выпалила она.
Говард посмотрел на нее с негодованием.
– Ты не любая женщина. Боже мой, Фейт, неужели ты и вправду думаешь, что я отношусь к тебе так же, как к другим?!
Фейт пожала плечами.
– Откуда же мне знать? Этих других ты меняешь слишком часто…
– Только потому, что, убедившись, что женщина мне не подходит, я не держу ее в качестве запасного варианта, обманывая до бесконечности, как твой драгоценный Льюк.
– Прекрасно! – выкрикнула она, почувствовав, как сжалось от боли сердце.
– Только не надейся, что я буду раз за разом повторять такие представления, как сегодня, в ожидании, пока ты решишь, что я тебе не подхожу. Покорнейше благодарю, но лучше уж я уйду сама.
Говард резко повернулся к ней, и, уловив исходящие от него волны агрессивности, Фейт на мгновение почувствовала желание сжаться, сделаться маленькой и незаметной. Гордость заставила ее выпрямиться. Нет, ему не удастся ее запугать! Воспоминание о матери, раболепствующей перед отцом, молнией промелькнуло в ее сознании. Говард обладает той же, что и отец, способностью подчинять себе людей, но она не поддастся. Никогда! Чем бы неповиновение ей ни грозило.
Он, должно быть, ощутил ее гневный вызов – что-то в его облике неуловимо изменилось. Агрессивность исчезла, сменившись страстным порывом к взаимопониманию. Это Фейт почувствовала даже раньше, чем Говард примиряюще протянул к ней руки.
– Это могло бы стать чем-то очень особенным для нас обоих, – мягко сказал он.
Фейт почувствовала, что пламя, бушевавшее в ней, стихает, оставляя только боль.
– Это и так было очень особенным… Пусть таким и останется, – тихо попросила она. – Я не хочу сражаться с тобой, Говард.
– Я тоже этого не хочу. – Он криво улыбнулся. – Как не хочу и того, чтобы ты пожалела об этом вечере.
«Ты об этом еще пожалеешь!» – вспомнила Фейт прощальный вопль Льюка, и все в ней восстало против этого зловещего предсказания. Кроме всего прочего, сам Льюк ни разу не дал ей такого наслаждения, ни разу не распахнул перед ней дверь волшебного мира прекрасных и всепоглощающих ощущений. Это дано лишь Говарду, и она никогда не забудет сегодняшнего вечера, единственного и неповторимого, ставшего возможным в результате уникального стечения обстоятельств.
– Я никогда ни о чем не пожалею, Говард. Для меня это был более чем особенный вечер, – повторила она, потому что это было правдой, и Говард имел право об этом знать.
Улыбка на его лице стала шире, лаская Фейт напоминанием о пережитом удовольствии.
– Значит, воспоминания об этом вечере ты отнесешь к числу приятных? спросил он.
Он уступает… Он отпускает меня…
– Да, – сказала Фейт, страшась поверить.
– Надеюсь, если тебе когда-нибудь захочется их освежить, ты сразу же вспомнишь обо мне, – шутливо попросил он.