Золотой цверг

Проскурин Вадим Геннадьевич

– С чего это вдруг? С того, что соль отправилась не в университет, к этому твоему Гарневичу, а сюда, на Деметру? Так нечего мучиться, ты же сам рассказывал про порядки в том университете. Этим уродам такие вещи нельзя давать, это как пистолет для обезьяны.

– А кому можно давать такие вещи? Ты уверен, что мы с тобой сможем все сделать как надо? Тебя не пугает, сколько людей погибнет в час выступления?

– Лес рубят – щепки летят. Если без жертв нельзя обойтись, так нечего и сокрушаться. И не так уж много людей погибнет, вряд ли больше тысячи,

мы ведь не абы как все устраиваем, все десять раз продумано и рассчитано. А у Сингха, видите ли, информация достоверная была. Если бы у него и вправду была достоверная информация, я бы и слова не сказал. А что получилось? Только дал команду всех замочить, как сразу выясняется, что это не нужно было, что на самом деле кто-то другой виноват. Перед тем как такие приказы отдавать, надо десять раз все обдумать. А таким людям, как Сингх, проще сразу все концы обрубить, а кто прав и кто виноват, пусть потом Бог разбирается. На других людей им наплевать, кроме своих забот, больше ничего не волнует. Ты пойми, Джон, наше братство для того и существует, чтобы таких людей не было!

– Такие люди будут всегда.

– Не всегда. Когда мы установим новый порядок, они вымрут, пусть не сразу, но вымрут. Потому что при правильном порядке выигрывает не тот, у кого нет совести, а тот, у кого она есть. А тех, у кого совести нет, надо истреблять. Безжалостно.

– А у тебя самого совесть есть? Про ту историю в электричке забыл уже?

– А что такого? – искренне возмутился Иван. – Эти гоп-ники были сами виноваты, нечего было приличных людей грабить. А коли уж вышел на дело, так будь готов ко всему.

– Я не об этом, – пояснил Рамирес, – а о том, что ты с ними сделал.

– А что? Что нужно было с ними делать? В полицию сдавать? Так это еще хуже, разобрали бы их на органы и отправили на Землю по частям.

– Все равно. Ты вначале унизил их, а потом убил.

– Они сами себя унизили, когда пошли грабить. А если бы я их не убил, их убил бы кто-нибудь другой, а до этого они бы такого успели натворить…

– Тогда стрелял бы сразу в голову. Или вообще не стрелял бы, я бы и без тебя справился. И без оружия.

– Твоей жизнью нельзя было рисковать. Если бы не ты, проект никогда бы не состоялся.

– Я взрослый человек, я сам могу решать, когда моей жизнью можно рисковать, а когда нельзя. Мне кажется, дело совсем в другом. Дело в том, что тебе нравится убивать.

– Что за ерунда! – воскликнул Иван. – Я за всю жизнь ни единого человека не убил и не собираюсь.

– Те двое в электричке были не люди?

– Нет, конечно. Они же были вне закона, их истреблять не только можно, но и нужно.

– А нужно ли?

– Да ну тебя, Джон! Два грязных обдолбанных мерзавца, да я доброе дело сделал, когда их пристрелил.

– Не спорю. Но зачем ты стрелял по ногам усиленным зарядом? Ты же весь вагон обгадил!

– Мои действия были в пределах необходимой обороны, это даже полицейские признали.

– Твои действия были неоптимальны и неоправданно жестоки. Если ты сразу решил их замочить, ты должен был

стрелять в голову зарядом минимальной мощности.

– Да, я знаю, мы это обсуждали, я признал, что был не прав. Зачем снова к этому возвращаться?

– Не зачем, а почему. Потому что мне показалось, что ты устроил то безобразие не со страху, а потому что ты садист.

– Я садист? Да я даже в виртуальности никогда…

– Ты сам можешь не понимать, что ты садист. Вот уже второй раз тебе доставляет удовольствие унижать других людей. Это тревожный симптом.

– Да ну тебя! И вообще, давай больше не будем об этом говорить. В бой надо идти со спокойной душой.

– И сейчас ты с радостью думаешь о предстоящих боях!

– А как мне еще думать? Печально?

– Да, печально. Потому что придется загубить множество тех, кто ни в чем не виноват, кто на пути к светлому будущему и прогрессу оказался случайно, не по собственной воле. Это их судьба, нам ее не изменить, но мы обязаны сожалеть о том, чего не можем изменить, потому что иначе не будем отличаться от тех, на смену кому приходим.

Иван вскрыл очередную бутылку пива.

– Хорошо, – сказал он. – Только давай больше не будем говорить о заумных вещах. Вот когда все кончится, у нас будет много времени, вот тогда и поговорим.

Рамирес был вынужден согласиться, нельзя же взрослого человека постоянно пичкать нотациями. Но перемены в поведении и настроении Ивана ему не понравились. Впрочем, никаких перемен не было. Иван всегда был таким, просто Рамирес предпочитал не замечать того, что ему не нравилось. А ведь настанет момент, когда мириться с недостатками Ивана, да и других братьев станет невозможно, и тогда… Нет, Иван прав, сейчас не стоит думать о таких сложных вещах. Вначале надо, чтобы нервное напряжение последних дней хоть чуть-чуть отпустило. Рамирес сделал большой глоток и постарался отвлечься от неприятных мыслей. Хотя бы на время.

4

Представителя разведслужбы звали Ибрагим, и выглядел он так, как может выглядеть совершенно обычный и ничем не примечательный араб средних лет. Рост чуть ниже среднего, в меру смуглая кожа, густые черные усы, обманчиво простодушный взгляд больших карих глаз, в которых при всем желании не удавалось разглядеть ничего характерного для сотрудника одной из самых крупных коммерческих разведслужб планеты. Ибрагим спокойно выслушал описание объекта, который предлагалось украсть, и, не меняя задумчиво-рассудительного выражения лица, заявил:

– Это будет стоить сто двадцать тысяч. Предоплата пятьдесят процентов.

– Хорошо, – согласился Якадзуно. – Когда мы получим объект?

– Не спешите. Если это действительно просто золотая статуя, и ничего более в ней нет, она не может стоить больше ста двадцати тысяч. Если все так, как вы говорите, то операция для вас убыточна. Отсюда я делаю вывод, что ее ценность в чем-то другом. В чем?

Якадзуно не видел другого выхода, кроме как сказать правду. Все равно этот человек рано или поздно ее узнает.