Золотой цветок - одолень
Шрифт:
Насима смутилась, щеки ее заалели. Было видно, что она растерялась. Ничего не понимает. Но заговорила она твердо:
— Терентий обманывает вас! Брод защищают всего два казака и бабы! Посмотрите на укрепы с этого берега. Разве в них могут поместиться три сотни казаков?
— Тьфу! Сучка вонючая! Падаль! — плюнул кровью дед Терентий.
Насима побледнела, выпрямилась гордо, отошла. Она вытирала плевок Терентия и плакала.
— А правду сказал казак, будто ночью они налетят на мои шатры? — опять впился в Насиму по-коршуньи
— Сегодня ночью, пока вы не выстроились к бою, атаман Хорунжий ударит конным клином по шатрам. Они решили пограбить шатры в суматохе! — всхлипывала Насима.
Хан Ургай шевельнул мизинцем правой руки. Старого казака Терентия перетащили, подвесили над котлом с кипящей смолой.
— Крути коловорот. Крути, чтобы казак погружался в кипящую смолу! — приказал хан Ургай Насиме. — Да крепче держи ручки коловорота!
Два ордынца уступили место Насиме. Она не удержала коловорот. Завизжало бревешко осями, завертелось. Терентий мгновенно погрузился в булькающую вязкую жидкость. Токмо дымок белый взлетел да послышался хрип.
Хан Ургай, ханич Нургалей, нукеры и тысяцкие ушли в шатер. Нукеры скрылись за шелковым пологом. Остальные вымыли руки из серебряных водоливниц, сели на ковры. Свершили молитву. Слуги зажгли благовонницы, внесли мясо, пиалы с кумысом. Ургай всасывав бараний жир с хрящами, хлюпал ртом, урчал, как барс. Сначала ели бешбармак. После этого подали в чаше корешки тростника с медом, лепешки на золотом блюде. Конину с укропом и сайгачьи мозги с чабрецом ели с отпышкой. Совещаться начали за третьим кумысом.
— Выступление к переправам отменяется! — заговорил хан Ургай, косясь на Мурзу. — Повелеваю окружить мои шатры в семнадцать рядов повозками. А завтра мы прижмем казацкое войско к обрыву, изрубим. Еще лучше, если они попадутся к нам в ловушку сегодня ночью. Устроим засаду. Когда они налетят, пропустите их до шестого круга. Затем сомкните кольцо. Приготовьте факелы. Спрячьте в кибитках десять тысяч лучников — готовых к бою по сигналу.
— Солнце в зените, до ночи далеко. Надо бы овладеть бродом, великий хан! — поклонился Мурза.
— На брод я пошлю Нургалея с одной сотней. Там всего два казака и женщины. Засады там нет. Нургалей возьмет переправу.
— Казаки коварны, великий хан. Татарка-перебежчица, наверное, подослана с умыслом. Хорошо бы испытать ее огнем. Без хорошей засады брод казаки не оставят. И русичи могут запалить степь. Это опасно для нас на Урочище, великий хан! — снова склонил голову Мурза.
— Степь запалить можем и мы. Но нет желанного ветра. Нет этого ветра и у казаков, — поддержал великого хана Нургалей.
— Пора нам, великий хан, вооружать войско пищалями, пушками иноземными, как это делает султан турецкий. Наши воины храбры, но орда погибнет, если будет держаться только за сабли и стрелы.
— Это мы уже слышали, Мурза. И мы тебе доказали, что ты не прав. Нургалей изрешетил стрелами и порубил в позапрошлом году сто казаков,
— Нургалей налетел на казаков неожиданно, в открытой степи, — пытался спорить с ханом Мурза.
— Все свободны! А ты, храбрый Нургалей, останься... мне надо с тобой поговорить! — хлопнул в ладоши Ургай.
Когда Мурза и тысяцкие вышли, великий хан встал, размял отекшие ноги, дотронулся мягко до плеча Нургалея:
— Возьми тысячу, Нургалей. Лети быстрее ветра. Захвати брод!
— Мне достаточно сотни, великий хан. Я сам осмотрел брод с холма. Там всего два казака. С ними сотня женщин и девиц. Для засады там нет места. В камышах с холма видны челны. Двенадцать пустых лодок. Я понял, для чего спрятаны эти челны. Когда мы начнем переходить брод, женщины выстрелят из пищалей. Затем они бросятся в лодки и уйдут по воде. Взять мы их не сможем, не успеем. Но брод завоюем с первого броска. Мне не нужна тысяча. Я оседлаю брод с одной сотней...
— Возьми лучшую тысячу, отважный Нургалей, моя надежда! К советам злого Мурзы надо прислушиваться. Казаки действительно отчаянны. Женщины у них еще более свирепы. На восьмую луну в год обезьяны одна казачка на моих глазах убила двух нукеров. Одного срезала косой — саблей для травы на деревянной ручке. Другого моего нукера она заколола вилами — трезубцем. А я ведь тогда повелел нукерам взять в полон живой ту женщину. Она не пожелала пойти в полон. И я пробил ее стрелой в спину. Опасайся женщин-казачек, Нургалей. И вдруг перебежчица лжет. Вдруг там засада в двести-триста конников. Бери перебежчицу и тысячу воинов. Скачи к броду!
— Слушаюсь, великий и мудрый хан! — попятился с поклоном Нургалей к выходу из шатра.
За полдень отборная ханская тысяча, как гроза, подлетела к броду. Пыль, топот и ржание мохнатых выносливых лошадок. Крики, дрожь — по земле. Рядом с Нургалеем плясала на аргамаке татарка Насима, показывала пальцем на укрепы.
— Попадешь снова к нам, Насима, на кол посадим! — крикнула зычно через речку татарке Марья Телегина, гордо откидывая за спину темные косы.
— Кожу со спины на ремни снимем! — добавила Стешка Монахова.
— Гляделки острогой рыбьей выколем! — сотрясала кулачищами Домна Бугаиха.
— К хвосту жеребца необъезженного привяжем! — возмущалась Серафима Рогозина.
— Титьки раскаленными щипцами вырвем! — горланила золотоволосая Нюрка Коровина.
— Замолчите, бабы-дуры! Гром и молния в простоквашу! Опосля объяснимся. Хотел я перехитрить ордынцев. Но прислал все-таки Ургай тысячу. Не удержать нам эту тьму. После первого залпа, бабоньки, бросайте пищали и бегите к челнам, что в камышнике рядом. А мы с Егорием-пушкарем еще немножко попридержим ворогов, постреляем! — перекрестился Меркульев.