Золотой холм
Шрифт:
— …вот тут нужно ртутное зеркало, — это Нэль, необычно возбужденный, Арьель такого голоса у него еще не слышал.
— …где я тебе ртуть возьму? Смотри сюда… наливаешь воду…
— …а если вот так?
— …не трогай! И чему тебя только в храме учили, маг?..
Непонятное бормотание, и приглушенный короткий вскрик:
— А, Безымянный!
— …говорила я тебе — не трогай!
И чем они занимаются среди ночи? сонно подумал Арьель.
— …подойди ближе… дай руку… теперь читай… — полная абракадабра минуты на
Долгое молчание и тихий голос Нэля.
— Лучше не надо, Марика.
— …я помогу…
— …ты?..
— …сомневаешься? не бойся, я сильная…
— …нет…
— …да чего ты боишься?..
— Нет, я сказал!
И дверь, которая до того открывалась и закрывалась совершенно бесшумно, грохнула так, что стены содрогнулись.
— Проклятье! — с чувством сказала Марика в полный голос.
Арьель, сонно щурясь, сел среди шкур. Действительно, проклятье. Человеку поспать не дают.
Комната погрузилась в полутьму, лишь тускловато светился красным глаз очага. Возле него, сгорбившись и подтянув колени к груди, сидела Марика.
— Тебе тоже не спится? — спросила она, не оборачиваясь.
— Ага… С вами разве поспишь? — Арьель без стеснения зевнул. — Болтаете, как сороки, покоя от вас нет. Чем вы занимались?
— Да так… выясняли кой-чего. Тебе нелюбопытно будет.
— Хм. А где Нэль?
— Ушел.
— Куда?! Ночь на дворе!
— Почем мне знать, куда? — огрызнулась Марика. — Встал и ушел. Дверь чуть мне не порушил… Да успокойся ты! — цыкнула она на Арьеля, который нервно выпутывался из-под меховых одеял. — За ним, что ли, бежать собрался? Никуда он не денется, вернется. Погуляет, остынет и вернется.
Арьель все-таки выбрался из постели и подошел к очагу. Уселся на корточки рядом с Марикой, заглянул ей в лицо.
— Да что с ним случилось-то?
— Эх… как тебе объяснить-то… — проворчала Марика. — Он же сказал, что из гильдии его выставили. А гильдия — это ж не один храм, это вообще все братство. Ни один маг с ним говорить не будет. Понимаешь? Пять лет, и ни словом ни с кем из своей братии не перемолвиться. Несладко это, когда некому слово сказать о самом важном.
— А тут ты встретилась, — понимающе кивнул Арьель.
— Ага. Я, конечно, не маг. Такие, как я, в их понимании, то есть у храмовых-то, вроде как недоделки. Но он-то и этому обрадовался… — Марика поморщилась, покачала головой. — Жаль парня. Поболтали мы с ним немного. И предложила я ему одно заклинание попробовать. У меня-то одной — какая сила, а вместе с храмовым колдуном, думаю, все должно получиться. Стала его уговаривать… а он уперся — нет, мол, и все тут. А у самого, вижу, аж руки дрожат, так ему охота попробовать. Я давай настаивать, и так его, и этак уламываю. А он встал и ушел. Боится, значит. Себе не верит. Ох, плохо это для нашего брата, когда себе не веришь… Он вообще-то колдует? Ты видел?
— Видел… — Арьель, подумав,
— Плохо, плохо… — снова проворчала Марика. — Крупно он, видать, напортачил, если даже свои от него отказались. А у них, у храмовников-то, я слыхала, друг за друга все крепко стоят. Э-хе-хе… — она поскребла пятерней в соломенных густых волосах, покосилась на Арьеля. — Шел бы ты спать, пташка певчая. Надо мне и делом уже заняться.
Нэль объявился на рассвете. Молча встал на пороге, оглядел комнату. Вид у него был бледный, замерзший и уставший, но в остальном он казался спокойным, как обычно.
— Доброе утро, — сказал он негромко.
— Доброе, — отозвалась из-за стола Марика. — Иди сюда, юноша. Ты как раз вовремя.
Нэль молча сел напротив нее, сцепил на коленях пальцы в замок. Смотрел он по своему обыкновению, не на собеседника, а в стол. Марика пододвинула ему исходящую паром кружку. Арьель, затаив дыхание, глядел на них обоих. Страшно было, как бы не выставили за дверь. Предстоящий разговор, по большому счету, касался только Нэля — а никак не его. Но на него не обращали внимания.
Марика через стол подалась к магу.
— Не могу я снять с тебя проклятие. И никто не сможет. Кроме…
— Кроме?.. — Нэль быстро вскинул на нее глаза.
Марика поморщилась, как будто ей неприятно было говорить об этом.
— Есть проклятия, освободить от которых может только тот человек, который их наложил. Если, конечно, он сделал это с умыслом. Невольные проклятия хуже всего… Так вот, эта женщина может отозвать свое проклятие… если простит тебя. А уж как получить прощение — твое дело.
Нэль резко выпрямился.
— Просить о прощении? Марика… если бы у тебя была единственная дочь, и я погубил бы ее, а после с покаянием пришел просить о прощении… Что бы ты сделала?
Марика долго молчала, пристально на него глядя. А он, вопреки обыкновению, не отводил глаз. И впервые за все дни знакомства Арьель заметил в них что-то живое. Отчаяние? Надежду? В остальном же лицо его оставалось неподвижным, как у фарфоровой куклы. Арьель снова поразился тому, как он умеет владеть собой.
— Я не знаю, — наконец, неохотно выговорила Марика. — У меня никогда не было дочери, я не знаю, что чувствует мать, потерявшая дитя. Может быть, она тебя и простит. А может быть, проклянет вторично, да и прогонит прочь.
— Вероятнее всего, что прогонит, — тихо сказал Нэль. — Но выбора у меня нет, не так ли?
— Выбор есть, — возразила Марика. — Жил же ты с проклятием до сих пор, проживешь и дальше.
Нэль сжал кулаки, резко наклонил голову и уткнулся в них лбом.
— Да, — сказал он сквозь зубы. — Проживу, конечно.