Золотой капкан
Шрифт:
– Не одной зарплатой жив человек.
– А то чем? У меня родня в деревне, так те на подножном корму. А у нас - государева служба.
– Подножный корм и вам не заказан.
– Когда?! Огород времени требует.
– У вас сотни людей дурака валяют.
– Каких людей?
– не понял Супрунюк.
– Заключенных.
– Так они все работают.
– Видел я, как они работают.
– Подневольный труд малопроизводителен. Азы марксизма. Но мы бюджетники. Знаете, сколько в Америке тратится на каждого заключенного? Тысяча долларов в месяц.
Супрунюк матерно выругался и потянулся к налитой рюмке. Выпил один, не предлагая тоста, и уставился на большую полупустую бутылку "Смирновской" погрустневшим взглядом.
– Мне бы такую зарплату.
– Разве это деньги для толкового хозяйственника?
– А что деньги?
– На порядок выше.
– Десять тысяч?!
– Супрунюк закатил глаза, мысленно подсчитывая, сколько это будет в рублях.
– С такими деньгами спиться можно.
– Спиваются и без денег.
– Это верно. У меня начальник отряда был. Я его все в пример ставил. А как жена сбежала от безденежья, так и спился. Пришлось увольнять.
Было уже совсем темно. Плонский встал, включил свет. Брезгливо посмотрел на всклокоченный лысеющий затылок майора, склонившегося над столом. Не понимал он таких хозяев: власть есть, руки развязаны - делай что хочешь. А они все чего-то ждут. Впрочем, какие это предприниматели? Им нужен хозяин. И этим хозяином станет он, Плонский. Не как администратор-исполнитель, а как подлинный хозяин, собственник этой тайги с ее лесами, рудниками, поселками. И колониями. Колонии-то прежде всего надо прибрать к рукам. Сейчас это просто. Рынок. Начальники готовы заключить договор хоть с чертом, лишь бы деньгу урвать. Надо связать их коммерческими договорами на поставки леса, руды, всяких безделок, которые они там производят. И ковать капитал на дешевой рабсиле зэков...
– Много ли надо заключенному!
– сказал он, имея в виду зарплату.
Супрунюк понял по-своему. Всем телом повернулся на стуле, удивленно воззрился на Плонского.
– Да им только давай! У работяг аппетит от работы, а у отказников - от безделья, тоски и злости...
– Но не голодают же.
– А черт их знает! На помойках скольких заставал. Кость найдут, в барак тащат. В зону хоть не заходи, лезут: "Дай, начальник, закурить"... А поглядели бы, как живут! В бараках черно. Спят без постельного белья, ходят в рванье. А где я им возьму? Офицеры, и те бедствуют, разбегаются. На каждого начальника отряда полагается полста душ, а у нас вдвое больше. Скоро заключенные сами себя охранять будут. Раньше-то чем держались?..
– Кто?
– Люди, кто же еще? Порядок был: выслужил пенсию - получай квартиру в городе. Теперь даже не обещают...
– А побеги бывают?
– спросил Плонский.
– Давно не было. А вот недавно с поселения, куда вы ездили, сразу пятеро ушли.
– Как пятеро?!
– Плонский спохватился, что таким восклицанием выдает себя, и торопливо спросил: - Коллективка, что ли?
– Не похоже. Сначала двое. Один совсем непонятно почему, - ему освобождаться документы пришли. А на другой день - еще трое.
–
– Раньше-то не было побегов.
– Искали?
– Как искать? Вертолетом надо бы, да больно дорог нынче вертолет.
– С собаками по следу.
– Случись это в колонии, пустили бы. А на поселении - какие собаки?
– Привезти из колонии.
– Пока привезешь...
Майор пьяно махнул рукой. Не о том хотелось ему сейчас говорить. Он рассчитывал, что Плонский как-то поможет выкарабкаться из нужды. Это, конечно, не миллионер Березовский, но все же начальник, и немалый, у него связи... К тому же ходят слухи, что и он не сегодня-завтра выйдет в богатеи. И как это у них только получается?..
– Чего жаловаться?
– вздохнул Супрунюк.
– Слезами горю не поможешь.
Плонский молча сел, налил рюмки. Его мысли были заняты теми тремя, сбежавшими следом за Сизовым и Красюком. Такое совпадение ему не нравилось. Может, узнали про золото? Мало ли что секрет. В зонах секреты долго не держатся...
Он подумал, что надо бы еще наведаться к Дубову, разузнать. Можно же понять, почему ушли те трое - от нетерпения и банальной жажды воли или у них была какая-то цель? Правда, на фоне тех возможностей, какие открывались перед ним на путях приватизации и акционирования, золото Красюка мало значило. Но золото есть золото. Кто не терял головы от его колдовского блеска...
– Все на бюджет надеетесь? Самим надо соображать, - сказал Плонский. Хозяйственная инициатива...
– Что?!
– заорал Супрунюк таким тоном, словно перед ним был распоследний зэк. Даже испугал, заставил Плонского умолкнуть.
– Мы не работаем, что ли? Но вот ведь какая фигня получается: чем больше работаем, тем больше у нас забот.
– Почему?
– А налоги! А выплаты всякие! С ИТК спрос как с любой коммерческой организации, никаких поблажек.
– А нужны поблажки?
– Вот!
– пьяно выкрикнул Супрунюк. И оглянулся, чего-то вдруг испугавшись. Навалился грудью на стол, зашептал: - Спонсоры нужны, деньги, скидки на трудности, на специфический рабочий контингент...
Последние слова ему пришлось повторить трижды, поскольку они никак не хотели выговариваться.
– Деньги даром никто не даст. Дураки перевелись.
– Не даром. Не да-аром. Договоримся.
– Если договориться, то, пожалуй, можно и поискать благодетеля. Получите деньги на все, что вам потребно, а в обмен только одно - право распоряжаться вашей рабсилой...
– Мы такому в ноги поклонимся. Построю и - на колени. Всю колонию раком поставлю, - заорал Супрунюк.
– Это надо вежливо делать, демократически...
– А как же! Построю и вежливо прикажу: становитесь раком, а не то...
Затрещал телефон, стоявший у двери на столике, прервал страстную тираду.
Плонский встал, взял трубку. Он не сразу узнал голос, торопливый, захлебывающийся, спросил сердито:
– Кто говорит?
– Да я это, Костров. Вы просили позвонить сразу, как только...