Золотой Крюк
Шрифт:
— Ну, этим достижением восхищаться только в обэхээс будут, — предположил Палыч.
Они помолчали, лениво пожевывая ветчину без хлеба. Палыч раскурил сигарету.
— Выпить, что ли? — предложил он.
— Надоело! — вдруг буркнул Витек. Но водку налил и Палычу, и себе, — правильно ты говоришь. Это не жизнь. Поговорить — и то не о чем. Вот набухаемся мы сейчас с тобой, потом спать свалимся, а потом что? Квартиры нет, меня самого милиция наверняка уже ищет. Другую квартиру купить — из старой выписываться надо, поймают. Машину купить — тоже паспорт потребуют.
— Может, тебе уехать? В другой город, или вообще из страны?
— Я даже здесь
— Правильно, — вздохнул Палыч.
— Пойду сдаваться, — сник Витек, — если сам приду, срок скостят. Выйду еще почти молодым человеком.
— Не глупи, — нахмурился Палыч. — В тюрьму своими ногами не идут. Я вот про другое подумал — а как там твой обокраденный поживает? Небось, уже успел вторую такую сумму наворовать?
— Ты это к чему? Думаешь, он меня уже искать перестал?
— Нет, эти люди жадные, у них нищий монетки не допросится, сколько бы в кошельке не лежало.… Но если он такой жадный, то, ради возврата денег, может, оставит тебе часть?
— Даже если не оставит — завтра же и пойду, — пообещал Витек заплетающимся языком. — Ты наливай, наливай еще — может, не доведется уже вместе выпить!
— Еще и выпьем, и закусим не раз, если все с умом провернем, — пообещал Палыч. — А сделать, я думаю, надо так… — и начал рассказывать что-то. Витек изо всех сил старался поддерживать разговор восклицаниями типа "угу", или хотя бы серьезно-озадаченным выражением лица, чтобы Палыч не догадался, что понимать его речь уже стоило ему немалого труда. Скоро Палыч смолк — Витек это не столько услышал, сколько увидел по сомкнувшимся губам приятеля — и, чтобы разрядить обстановку, сказал:
— Вы-пи-ем?
В тот момент, когда в сердце России один человек не мог потратить деньги другого человека, который тоже не мог их тратить, где-то на окраине большой страны разыгрывалась иная трагедия: Булыга — сокращенное от Булыжника — косая сажень в плечах — сидел перед столом милиционера в участковом отделении родного села и сосредоточенно молчал. Он силился придумать ответ на вопрос: "Ну что, Булыга, доигрался?" Ответ был всего один, и, к сожалению, положительный.
Настоящее имя Булыжника помнил разве что паспорт, который милиционер крутил в пальцах. Нагромождение мышц пошевелилось, поскребло конечностью в коротко стриженных волосах и вздохнуло не столько от сожаления, сколько от скуки. Участковый напротив, кажется, приходился ему родственником; а если и нет, то вполне мог быть таковым, так как у пожилого стража порядка было две дочери, каждую из которых Булыга знал довольно глубоко. Так что ничего страшного ему не грозило — так, очередной нагоняй за очередную бузу на колхозной дискотеке. Хотя Булыга понимал: можно было придти туда и в сильном подпитии, в драке тоже ничего необычного не было — за тем он на дискотеку и ходил всегда — но вот сжигать потом весь клуб все же не следовало. Клуб хотя и старый был, но еще вполне мог послужить людям.
Жизнь в их деревне протекала серо, однообразно и дождливо. Булыга болтался по дворам, периодически кого-нибудь молотя по пьяному делу или подряжаясь на краткосрочную халтуру по трезвому. Возраста он был неопределенного, но его брат Шора все равно выглядел лет
— … убрался бы ты с глаз моих долой! Иначе честное слово, в следующий раз — посажу, и надолго. — в сердцах закончил милиционер, который, оказывается, все это время чего-то втолковывал затосковавшему Булыжнику.
Придя домой, Булыжник переоделся во все чистое и только хотел выйти из дому, как его увидела мать.
— Ты куда это?
— В Москву, — буркнул бугай, рассчитывая, как бы ему обогнуть женщину и выскользнуть на двор.
— Убьют тебя там, — предположила мать, — хотя и здесь могут. Ты хоть брата одного не оставляй. Забери с собой.
Булыга вздохнул. Брат, которого он считал бестолковым, в стольном граде был бы только обузой. Тем более в деле, которому Булыга решил посвятить свое будущее — в благородном рэкете жиреющих на крови народной буржуев (он не помнил, где услышал такую звучную фразу — по радио, должно быть). Но в то же время Булыжник понимал, что Шору на деревне без него заклюют окончательно. И велел матери найти его и сказать, чтобы быстрее собирался. Поэтому не прошло и получаса, как Шора возник в избе, и потом всего за два часа он соорудил громадный баул, в котором оказались все их носильные вещи, продукты, вырезки из журналов многолетней выдержки, велосипедный насос и многое другое, необходимое для существования в большом городе. Булыжник, напротив, взял с собой только амбарную цепь, да еще спер из ящика комода немного денег на первичное обустройство.
На железнодорожном вокзале, на котором они сошли, царило столпотворение. Вокруг было так много нового и интересного, что Шора чуть не вывихнул себе шею окончательно. Мимо них пропылило метлой существо непонятного пола и цвета кожи, в оранжевой телогрейке с надписью на спине:
"Уборка территории ЖДВ N3 — ЖЭУ N118. Дворник N7"
— А зачем на нем так написали? — поинтересовался у брата вечно любопытный Шора. Булыжник задумчиво поскреб в затылке и предположил:
— Чтобы дворника не украли, наверное. Как номер на автомобиле. А вообще-то кто их, москалей столичных, разберет…
Булыжник, впрочем, решил не тратить время даром: чем ломать голову над малопонятными надписями, обступившими их со всех сторон, лучше было изъять деньги у первого же деклассированного элемента, который попался на глаза. Парень, похожий на хиппи, и, похоже, изрядно пьяный, сидел прямо на заплеванном полу перрона и ковырял в зубах коктейльным зонтиком. Он щурился на солнечный свет, пока этот свет ему не заслонила туча.
— Гони гроши, — сказала туча голосом Булыжника. Головы видно не было.