Золотой огонь Югры(Повесть)
Шрифт:
— Что из того? — Арчев оскорбленно дернул верхней губой.
— Спросил я вас о вогульских предках лишь потому, что, возможно, у вас есть в этих краях какой-то свой, личный, интерес. А?.. Ладно, продолжим. Учились вы в первом Московском императрицы Екатерины Второй кадетском корпусе, затем закончили Александровское военное училище, служили в корпусе жандармов… Кстати, как это вы — князь! — и в охранку! Зачем?
— Затем, чтобы вас, хамло, в узде держать, в наморднике! — неожиданно вспылил Арчев. — Удовлетворены ответом?
— Что это вы взвились? — Фролов удивленно посмотрел на него.
— Как вы смеете?! — Арчев стрельнул глазами на капитана, хотел вскочить, но конвоиры удержали за плечи. — Я награжден шашкой — почетным оружием, статут которого «За храбрость»!
— Храбрость мясника, — презрительно буркнул Фролов. — Шашку вы получили за рьяное участие в карательной экспедиции Астахова-младшего. За расстрелы безоружных. — Поднял голову, поглядел жестоко, не мигая. — Вы знаете, что губернский съезд Советов объявил амнистию тем мятежникам, которые добровольно сложат оружие в течение двух этих недель. Поэтому, когда настигнем остатки вашего так называемого отряда, а это произойдет не сегодня завтра, вы в ультимативной форме напомните об этом своим головорезам. Дабы избежать напрасного кровопролития.
— Я?! — Арчев всем видом своим изобразил величайшее изумление. — Никогда! Пусть льется кровь. Ваша! Везде и всегда! Чем больше, тем лучше!
— Ясно. Боитесь идти к своим живодерам, — Фролов насмешливо покачал головой. — Знаете, подручные не простят, что вы сбежали от них… К слову, зачем это вам понадобилось стойбище Сатаров?
Арчев, мелко подрагивающий ногой, перестал выстукивать каблуком дробь. Выгнулся назад, потягиваясь.
— Я устал и больше разговаривать с вами не желаю. Прикажите меня увести! — потребовал капризным тоном.
— Я тоже не желаю с вами разговаривать, да приходится, — Фролов нагнулся, достал из-под стола серебряную статуэтку, поставил ее с легким стуком перед собой. — Скажите, откуда это у вас?
— Семейная реликвия, — Арчев искоса взглянул на фигурку. — Это своего рода талисман. Я всегда держу ее при себе. Работа изящная, вещица выполнена со вкусом… Да вам этого не понять.
— Отчего же. — Фролов взял статуэтку, покрутил так и этак, отчего серебро матово блеснуло в свете керосиновой лампы. — Афина Паллада, уникальная античная работа. Вероятно, из греческих колоний Причерноморья. Это-то я понять могу, А вот как понять, что вы, эстет, любитель изящного, и так истязали мальчика?
— Эстеты, любители изящного всегда наказывали строптивое быдло, — Арчев, не отрывая взгляда от серебряной фигурки, криво усмехнулся. — Вспомните хотя бы «Записки охотника» или «После бала».
— Значит, мальчик был строптив? — Фролов наклонился к статуэтке, принялся внимательно разглядывать копье, даже пальцем легонько погладил его. — Чего же вы от него добивались? — Взглянул на Арчева. Подождал ответа — не дождался, и опять опустил глаза на статуэтку. — Объясните, что означают эти зарубки на копье?.. Количество убитых медведей? Не знаете?.. Надо будет у Еремея спросить, уж он-то наверняка ответит. Второй вопрос… —
— Я солгал, — Арчев вцепился в колени, смяв брюки. — А лгать перед кем-нибудь, и особенно перед вами, считаю для себя унизительным… — Кашлянул в кулак. — Статуэтку я действительно взял в стойбище Сатаров.
Фролов покивал: так, так, мол, продолжайте. Положил на стол пояс Ефрема-ики и, посматривая то на орнамент сумки-качина, то на карту Спирьки, спросил:
— Объясните: для чего на вашей схеме нарисован родовой знак Сатаров? Может, между этим знаком, статуэткой и пыткой мальчика есть прямая связь? А? Ведь серебряная фигурка на остяцком языке называется скорей всего «им вал пай». А тамга Сатаров — «сорпи най»… Что же вы хотели узнать у Еремея, а?
— Если так интересно, спросите у него. — Арчев уперся ладонями в колени, резко встал. — Вы мне надоели. Больше отвечать не намерен.
Конвоиры вцепились ему в плечи, чтобы снова усадить.
— А я и не собираюсь вас больше ни о чем спрашивать, — сказал Фролов брезгливо. — Теперь с вами будет разговаривать следователь… Уведите!
— Глаз с него не спускайте! — громко и неожиданно хрипло, от долгого молчания, судя по всему, приказал капитан. Добродушное лицо его было суровым, бледным и словно бы усохшим. — Этот злодей, как я понял, тот еще шельма. Убежит, чего доброго!
Арчев, уже у двери, обернулся, улыбнулся.
— Напрасно тревожитесь, — глядя в глаза капитана, сказал, кривя рот. — Пароход я не покину, даже если будете гнать. Доберусь с вами до города, а вот уж там-то уйду…
— В тюрьму, — желчно уточнил капитан. — А оттуда… — поднял глаза к потолку, развел ладони, — к праотцам, как говорится.
— Что ж, на миру и смерть красна. — Арчев, пристально глядя на него, засмеялся. — Если дело дойдет до такого финала, я ведь не один к стенке встану. Всех, кого знаю не знаю выдам, чтоб умереть в компании.
— Топай, топай. — Конвоир подтолкнул его.
— Что это за «сорви лай» или как там? — Капитан облегченно выдохнул, расслабился, когда за пленником закрылась дверь. Достал платок, вытер круглые щеки, лоб, глубокие залысины. Засунул платок за ворот кителя, промокнул шею. — Очень уж господин атаман встревожился, когда вы об этой самой «сорви лай» упомянули.
Фролов, поставив на колени мешок Арчева, выкладывал из него на стол содержимое: исподнее белье, толстую книгу «Историческое обозрение Сибири», светло-коричневые собольи шкурки, чистые портянки, икону Георгия Победоносца, плоскую шкатулку из моржового бивня. Встряхнув мешок, высыпал на стол десятка два патронов.
— «Сорни най»? — переспросил, думая о своем. — «Сорни» значит золотой, золотая. «Най» имеет два значения: огонь и молодая красивая женщина. — Поднял крышку шкатулки, из которой встопорщились, вздыбились фотографические снимки. — В местном пантеоне Сорни Най — добрая, веселая юная богиня. — Взял двумя пальцами, словно боясь обжечься или испачкаться, верхнюю фотокарточку, принялся хмуро разглядывать ее.
— Красивая, молодая… Золотая, — задумчиво повторил капитан. — Золотая богиня… Золотая Баба? — И изумленно воззрился на Фролова.