Золотой омут

Незнанский Фридрих Евсеевич

Адвокат развел руками:

— Выходит, клад.

— Бред какой-то… Ты хочешь сказать, что весь этот сыр-бор из-за какого-то клада?

— Так выходит, Александр Борисович. Сам Лучинин так и сказал. Никто ведь его за язык не тянул…

— Гиблое дело… — заключил Турецкий, подумав.

— Почему?

— Да потому что клад — вещь мало поддающаяся логическому анализу.

— То есть?

— Понимаешь, Юра, он ведь может находиться где угодно. Куда его запрятал владелец? И почему он его запрятал? Что именно в нем находится?

Это знает только владелец. Кстати, а кто этот самый владелец? Тоже неизвестно… Вот и ищи ветра в поле.

— Но кое-что мы все-таки знаем.

— Крайне мало. Судя по всему, ведь ни Лучинин, ни Каштанова даже не представляют, где этот клад.

— Почему же? — возразил Гордеев. — Может, и представляют.

— Во-первых, Лучинин сам тебе сказал, что подробности ему не известны…

— Это не факт. Он скрывал это и раньше. Может быть, просто решил чуть приоткрыть завесу тайны. А главного не сказал.

— …А во-вторых, — продолжил Турецкий, мало обращая внимания на слова Гордеева, — если бы они знали, где находится клад, они бы немедленно отправились туда и забрали его. Так бы поступил любой человек, который разыскивает клад. Или я не прав?

— Но ведь Вадима Лучинина арестовали! Он сидит в тюрьме. Может быть, именно поэтому они физически и не могли забрать этот клад.

— С момента его возвращения из Парижа прошло некоторое время, — отвечал неумолимый Турецкий, — они все еще продолжали поиски…

— То есть ты думаешь, что в Париже они тоже искали клад?

— Или следы клада, что в принципе одно и то же. Или…

Турецкий почесал затылок.

— Или… — поторопил его Гордеев.

— Или искал только сам Лучинин. А Каштанова ничего не знала.

— Кое-что она все-таки знала. Ольга рассказывала, как они обсуждали какой-то клад.

— Может быть, он пытался представить это ей как детскую игру в поиски кладов… Кстати, не забывай, что тут еще присутствует некий Лепшев, о котором мы ничего пока не знаем.

— Верно. Этим надо будет заняться в самое ближайшее время.

— Да… Я думаю, что Каштанова была не в курсе их дел.

— Тогда как объяснить то, что документы, с которыми она работала в архиве, затребовала прокуратура?

— С этим еще надо хорошенько разобраться… Если Московская прокуратура тоже пронюхала об этом кладе, это мне совсем не нравится. Конкурирующая организация для Лучинина, так сказать. Хотя в этом случае понятны манипуляции с ним.

— То есть ты думаешь, что Лучинина арестовали именно из-за клада?

— А как тогда объяснить изъятие документов, с которыми работала Каштанова? Да и переквалификации уголовных дел тоже говорят о многом. Вот если бы его выпустили…

— Тогда получается, что Каштанову могли убить, для того чтобы удержать Лучинина в тюрьме?

— Могли, — согласился Турецкий, — или же для того, чтобы его расколоть. Чтобы рассказал, где клад находится.

— Не думаю, что это инициатива самого

Володина, — задумчиво пробормотал Гордеев.

— А кого же еще? — поинтересовался Турецкий.

— Понимаешь, Слава Грязнов сказал мне, что Володина связывают какие-то общие дела с начальником РУБОПа Москвы Константином Апариным.

— Правда? — заинтересовался Турецкий. — Вот это интересно! И какие именно дела?

— Он не знает.

— Неудивительно… Но предположить можно. Однако это пока что никак не связано с нашими. Так что, Юра, возьмем на заметку. Пока я лично вижу один путь — надо трясти самого Лучинина.

— Он ничего не может сказать. Ты же сам знаешь, Александр Борисович, в комнате для допросов «жучок» на «жучке»…

— Ну ведь Лучинин написал тебе записку, — возразил Турецкий.

— В записке много не расскажешь. И потом, как ты предлагаешь мне с помощью записок его «трясти»? Если уж известие, что его девушку убили, вынудило Вадима всего лишь признать, что существует какой-то клад, то я не представляю, что надо сделать, чтобы он рассказал подробности… Тем более раз Лучинин сам написал: «Подробностей не знаю».

— Короче говоря, Юра, меня во всей этой истории, как ты понимаешь, больше интересует не клад, а кто укокошил этого самого Джека Хокинса… И то по твоей милости. Мало у меня дел, так еще повесившегося американца мне на шею повесил… — Турецкий поморщился. — Извини за тавтологию, вот, уже заговариваться по твоей милости стал…

— Саша, но ты же понимаешь, что Джек Хокинс тоже связан со всей этой историей!

— Ага, понимаю, — кивнул Турецкий, — но еще лучше я понимаю, что убийца Хокинса еще больше связан с этим делом. А кто убийца? Третье лицо. И скорее всего, именно он организовал еще и убийство Каштановой. Хотя зачем это ему понадобилось — ума не приложу…

— Тогда надо объединить дела об убийстве Хокинса и Каштановой.

— Нет, — покачал головой Турецкий, — пока для этого нет существенных оснований.

— А показания медсестры?

— Нет, — повторил он, — связи я пока что не вижу.

— Мне кажется, разгадка где-то совсем рядом, Александр Борисович…

— Ладно… Сейчас закончим здесь, а потом поедем ко мне, обмозгуем, — согласился Турецкий.

Они снова вошли в комнату.

— Билль Николаевич, — обратился Турецкий к управляющему, — мне нужно задать вам несколько вопросов.

Билль Николаевич, которому, судя по его виду, все на свете было уже абсолютно фиолетово, безразлично кивнул.

— Итак, — бодро начал Александр Борисович, присаживаясь рядом с ним, — во-первых, скажите мне, видели ли вы раньше этого человека?

Он показал на большой черный пакет, в который судмедэксперты уже успели упаковать труп Джека Хокинса.

— Нет, — уверенно ответил управляющий, глядя на черный полиэтилен. — Я с ним незнаком. Абсолютно точно.

— А вы вообще всех жильцов знаете в лицо?