Золотой павлин
Шрифт:
Странные существа – женщины. Мужчины, пожалуй, тоже.
– В чем же тогда дело? – недоумевал Михаил. – Тебе приснилось что-то плохое?
Не говоря ни слова, Ванда поднялась, сунула ноги в мягкие тапочки и отправилась в ванную – наводить красоту. «Может быть, Миша не хочет детей? – гадала она, стоя под душем. – Или у него есть другая? Жены всегда узнают об этом последними. Я – шляпа! Рассиропилась, размякла от сладкой жизни, потеряла бдительность…»
Она гнала от себя тревожные мысли, но они присосались, словно пиявки, – попробуй избавься. Ванда не относилась к числу
«Ты будто спал, – возмутилась она. – Неужели не понравилось? Сама Лагутина в главной роли!»
«Мне не интересно, – отмахнулся он. – Я хожу в театр ради тебя!»
В общем, ничего особенного. Других мужей в театр силой не затащишь: они проводят время в саунах с девочками, устраивают загородные пирушки, куда жен не приглашают… Развлекаются, как в голову взбредет. Почему же Ванда испытывала муки ревности, казалось бы, на пустом месте? Наверное, ей не хватало остроты чувств… Слишком уж все гладко, благополучно у них с Шарановым. Слишком пресно.
Когда-то еще в школе она без памяти влюбилась в учителя физкультуры – бывшего легкоатлета, который из-за травмы вынужден был бросить большой спорт. Страдала, не спала ночами, не смея никому признаться в «запретной страсти». А потом однажды увидела его в парке с женой – подвыпившего, небрежно одетого. Супруги ругались, не стесняясь прохожих. Кумир Ванды рухнул с пьедестала, и любовь как рукой сняло. С тех пор она дала себе слово, что выйдет замуж только за достойного мужчину, о котором будет знать все.
На поверку вышло иначе. Шаранов свалился как снег на голову, закружил, увлек, очаровал. Очнулась Ванда уже после свадьбы, его законной супругой. И не жалела об этом.
«Должно быть, Миша тут ни при чем, – трезво рассудила она. – Просто счастье тоже приедается. Как любое, даже самое изысканное блюдо».
Придя к такому неутешительному выводу, Ванда все же решила пристальнее приглядеться к мужу – наверстать то, что не успела сделать до брака. В сущности, они встречались всего пару месяцев, и Шаранов сразу предложил руку и сердце. Любовь ослепила, застила белый свет. Любовь ли? А что, если расчет?
Ванду бросило в жар. Испугавшись собственного предположения, она выскочила из душа, замотала волосы полотенцем и занялась привычным делом – приготовлением завтрака. Поставила чайник, взбила омлет. Намазывая тосты абрикосовым джемом, она почти успокоилась. Михаил прав: с ребенком лучше повременить.
За столом супруги сидели молча. Ванда видела, что муж ест без аппетита… но вопросов не задавала. Хватит на сегодня.
Она поймала себя на том, что с болезненным любопытством прислушивается к его телефонным разговорам, наблюдает, как он собирается
В конце концов она рассердилась. «Я превращаюсь в ревнивую мегеру. Не хватало закатить бабскую истерику! Михаил не поймет и будет прав…»
В понедельник Ванда нарушила свой распорядок – вместо магазина отправилась в парикмахерскую: захотелось обновить прическу, сделать маникюр. Сидя в кресле и вверив свои волосы мастеру, она опять погрузилась в ревнивые мысли. Что-то не так пошло у них с Шарановым. Где-то засбоила программа «благополучная семья». В систему проник вирус.
Ванда задумалась о любви – не как наивная и восторженная девочка, а как взрослая женщина, замужняя дама. Когда в ней проснулось это чувство? На ум пришел учитель физкультуры. Ванда пренебрежительно фыркнула.
– Что случилось? – спросил парикмахер. – Слишком коротко?
Она придирчиво посмотрела в зеркало. Пожалуй, он и правда увлекся, многовато снял на висках… А, не все ли равно?
– Нет, просто непривычно…
Он снова защелкал ножницами, а она пустилась в воспоминания. В классе за ней бегал Женька Ратников, проходу не давал. Но куда ему было тягаться с учителем? Многие мальчишки-одноклассники отставали в росте и развитии от девочек, вот и Ратников едва доставал Ванде до уха. Какая могла быть любовь к такому вихрастому коротышке?
Она усмехнулась, чем вызвала новую волну беспокойства у мастера:
– Здесь подлиннее оставить?
– Не надо, – качнула головой Ванда. – Я полагаюсь на ваш вкус…
А Ратников, между прочим, таскался за ней тенью, дарил на день рождения дорогие подарки. И где только деньги брал? Наверное, копил месяц за месяцем, отказывая себе в бутербродах и мороженом. Над ним смеялись, а он не обращал внимания – безропотно решал за Ванду задачки, дежурил вместо нее, на школьных вечеринках охотно ей прислуживал: то подай, это унеси… Ему было плевать на злые шутки одноклассников, их откровенное подтрунивание.
В одиннадцатом классе Ванда заметила, что Женька перерос ее, – вытянулся, возмужал, поумнел. В его ухаживании стало меньше угодливости и больше предупредительной вежливости, – как бы она сейчас сказала, галантности. Но любви в сердце Ванды он разжечь не сумел. Или она еще была не готова. Хотя как же учитель? Видать, то чувство называлось как-то иначе: обожание, первое влечение к мужчине, поклонение идеалу… А идеал-то оказался никудышный! Выходит, не разбирается она в людях, не видит их внутренней сути. Может, и в Шаранове ошиблась?
«Интересно, где сейчас Ратников? – подумала Ванда. – Каким он стал? Кем работает? По-прежнему любит меня или давно забыл? Конечно, забыл…»
После ночных заморозков деревья начали стремительно терять листву. Аллеи были сплошь усыпаны бронзой и червонным золотом кленов. Сквозь голые ветки светило бледное ноябрьское солнце.
Ванда неторопливо прогуливалась, набирая номер бывшей одноклассницы, который чудом сохранился в ее справочнике. Она не отдавала себе отчета, зачем делает это.