Золотой перстень с рубином
Шрифт:
Поэтому, как бы ни хотелось просто жить и наслаждаться своими чувствами, уйти всё равно придётся. Правда, всё чаще в голове Ани стала мелькать мысль о том, что она может и остаться здесь, периодически навещая будущее. Но самое противное, что было во всей этой истории, она не знала, удалось ли Ивану унести кольцо. Ведь, если Гнездилов прав, и кольцо было у дворника, то тогда всё теряет какой бы то ни было смысл, ибо попасть домой невозможно. Но где в таком случае искать кольцо?
Утомившись думать об том, и непременно зайдя в своих размышлениях в тупик, Аня откладывала
Занятия с Сашей закончились, и Аня пришла пить чай на кухню. Там собралась компания из кухарки Пелагеи, вездесущей Дарьи и Глаши. Аня попросила разрешения присоединиться к женщинам и Пелагея, рада её не частому появлению на кухне, с удовольствием подвинулась, освобождая место на лавке для гувернантки. Аня застала конец разговора. Даша что-то выговаривала девушкам, они же были не очень рады слушать нравоучения. Это читалось по их личикам.
– А ты, - Дарья обернулась к камеристке, - когда к хозяйке пойдёшь? Скоро пузо на нос полезет, а ты всё прячешься.
– Ды рано ещё, - заступилась за девушку Поля.
– Татьяна Александровна - барыня добрая, позволит до разрешения ходить за Анной Алексеевной, не прогонит на улицу.
Дарья зыркнула на кухарку и резко сказала:
– Ага, особенно когда выяснит, кто её обрюхатил.
На глаза Глаши навернулись слезы.
Аня посчитала это перебором. Глаша - хорошая девушка и не заслуживает такого хамского отношения. Тем более, не из своего кармана Дарья платит им жалование, не ей и считать, кому и сколько находиться в доме. Аня хотела сдержаться, но не смогла.
– Дарья, это жестоко. Какое это имеет значение? Главное, чтобы со здоровьем Глаши было всё в порядке. А вы её нервируете. Почему Татьяна Александровна должна её прогнать?
– А потому, что неча было на графе висеть, не пришлось бы теперь глаза прятать.
Аня опешила. Что несёт эта старая дева? Глаша и Павел Андреевич? Это же чушь собачья! Она только хотела уточнить, о чем вообще говорит экономка, как Глафира вскочила и в слезах выскочила из кухни.
Дарья удовлетворённо ухмыльнулась.
– Знает кошка, чью сметану поела. А вам, Анна Алексеевна, я бы тоже не советовала вешаться на шею Николай Палычу. Не ровен час, как Глашка в подоле принесете.
До Ани медленно доходил смысл сказанных слов. В голове зашумело, кровь прилила к лицу и словно сквозь толщу воды она услышала свой собственный голос:
– Какая же вы дрянь, Дарья!
– Я? Ну, это ещё как посмотреть. Я перед хозяйским сыном ноги не раздвигала. А барин навеселится с одной и на другую переключится, их дело такое.
Аню как будто ударили под дых. Не хватало дыхания, как будто затошнило даже. Предательская слабость разлилась по телу. Глаша и Николай? Разве это возможно?
Дарья намекнула, что она, Аня - одна из многих? Девушка встала из-за стола и вышла прочь из кухни. Экономка ещё что-то говорила, но она уже не слышала, не хотела слышать мерзкую бабу. Стоп, Аня, наконец осознала она, то есть Николай - отец ребёнка Глаши? Не может быть!
Восстановив дыхание, гувернантка поспешила в свою комнату. Слезы горьким комком застряли где-то в горле. Только бы не разреветься прям здесь! По всему выходило, что между Глашей и Ильинским что-то было. Но вот почему она никогда ничего не замечала? Да потому, что просто была влюблённой дурой - вот и весь ответ, подумала девушка.
Невообразимое что-то творилось у нее в душе: от обиды и гнева на Николая, который играл с ней, так же как с Глашей, до жалости к себе и служанке. Хотелось разреветься и выплакать всю свою боль. Но в своей комнате она обнаружила Глашу. Та сидела у сундука с вещами, прямо на полу и рыдала. Сначала Аня опешила, но потом ей стало так жаль девчонку, что она прекратила лить слезы. Вот кому нужна была поддержка. По крайней мере, у Ани просто в сердце дыра, а Глаша ответственна за жизнь не только свою, но и малыша.
– Барин хороший, за што Дарья на него так, Анна Алексеевна?
– Всхлипывала камеристка, утирая слезы рукавом платья. Косы её, чёрные и тугие, рассыпались по плечам.
– Он обманул тебя, Глаша, - не сдержалась Аня. Как же она была зла на Николя!
– Нет, барин никогда мне не обещал ничего. Это моя вина и только моя! Николай Палыч - хороший, это Дашка злая. Она ненавидит меня, потому что сама никому не нужная. – Глаша подняла глаза на Аню.
– А я дура, да, я знаю, но назад-то не воротишь. Так мне с этим грехом и жить! Зачем она так говорит, как будто от того что-то поменяется.
– Дело не в ней, понимаешь. Дело в том, что ты носишь под сердцем ребёнка от графа, который об этом не знает и живёт себе припеваючи. А он, между тем, отец, Глаша!
Служанка испуганно вытаращила на Аню глаза:
– Что вы? Что вы, Анна Алексеевна! Ну какой он отец? Отцом он будет для своих детей, когда благородную барышню возьмёт в жены. А таких как я, кто ж считает?
– Не говори глупости! Он отец и точка. – В негодовании Аня даже о себе позабыла.
– Он обязан был знать, чем всё может закончиться. Ты должна ему всё сказать!
– Нет, что вы, нет! Выгонют меня из дома и всех делов. Лучше послужить ещё, а потом уж уйти.
– Грусть тронула её лицо.
– Маменька меня прогнала и идти мне совершенно некуда.
– Как же так?
– Только и смогла спросить Аня. Ведь сейчас Глаше была нужна любая помощь.
– Не судите её, барышня.
– Заступилась за родительница камеристка.
– У ней после смерти тяти четверо на руках осталось. Только выдохнули, стали есть досыта. Куда уж новые дети? Этих бы поднять.
– Твой ребёнок уже есть, он существует, просто ещё не родился. И отца его тоже нужно привлекать, понимаешь?