Золотой петух. Безумец

Мелик-Акопян Акоп

Насколько Рипсиме была легкомысленной и болтливой, настолько же Гаяне была скрытной и молчаливой. Возможно, врожденный физический недостаток сделал ее не по летам серьезной, она замкнулась в себе, — ведь мало кто обращал на нее внимание. Такие люди с течением времени становятся желчными и проникаются ненавистью к окружающим. Но Гаяне, напротив, была исключительно доброй и отзывчивой девушкой и относилась к Микаелу с горячим сочувствием, находя в его судьбе много сходного со своей. Каждый раз, когда ей доставались фрукты, она откладывала какую-то долю и говорила: «Это для Микаела». Госпожа Мариам,

Стефан и Рипсиме при этом насмешливо переглядывались. Ее трогательная забота о горемычном сироте вызывала насмешки домашних.

— Не забывает своего нареченного! — говорила Рипсиме.

— Влюблена, — подхватывал Стефан.

— Я должна отнять у нее жениха, — продолжала Рипсиме.

— Ах, представляю себе, как вы вцепитесь друг другу в волосы.

Гаяне молча слушала эти насмешки, но, если брат и сестра не унимались, глаза у нее наполнялись слезами.

— Я уйду в монастырь, — говорила она, — мне не нужен жених, пусть Рипсиме будет счастлива.

— Зачем тебе идти в монастырь, — подшучивал Стефан, — лучше поженитесь с Микаелом, поедете в деревню, будете пахать землю, коров пасти!

— Раз и ты, Стефан, смеешься надо мной, я совсем перестану разговаривать с Микаелом! — со слезами на глазах восклицала Гаяне и убегала.

Госпожа Мариам с улыбкой слушала пререкания детей.

— Гаяне, почему ты сердишься? — успокаивала она дочь. — Микаел вырос в нашем доме, он же нам не чужой.

Обе девушки, заточенные в четырех стенах дома, никогда и в лицо не видевшие ни одного постороннего молодого человека, естественно, избрали предметом своего внимания молодого слугу Микаела. Пререкания и споры, возникавшие в семье Масисяна, порою доходили до ушей Микаела, и, хотя это были невинные шутки, Микаел смущался. Он не утратил еще застенчивости деревенского парня и держался особняком.

Глава пятнадцатая

В один прекрасный день Масисян получил письмо от своего московского приказчика, в котором тот просил прислать ему помощника, так как из-за болезни он не может один справляться со всеми делами. Письмо это взволновало всех приказчиков Масисяна. Каждому хотелось попасть в Москву. Но в письме говорилось, что помощник должен уметь читать и писать не только по-армянски, но и по-русски, а таких приказчиков у Масисяна не было, и хозяин был в большом затруднении — где бы найти подходящего человека.

Озабоченный этой мыслью, он как-то вечером вернулся домой и, вместо того чтобы по-обыкновению пойти в свою комнату, уселся во дворе на скамейке под ореховым деревом. Его мучила жажда, и он велел Микаелу принести холодной воды. Тотчас исполнив приказание хозяина, Микаел стал в сторонке, ожидая дальнейших распоряжений.

— Позови ко мне госпожу, — сказал ага.

Несколько минут спустя пришла госпожа Мариам и так же, как Микаел, остановилась возле скамейки в ожидании, что скажет муж. Ага сделал ей знак, чтобы она села. Затем он сообщил ей, что сказано в письме из Москвы, и пожелал выслушать мнение «ханум».

Госпожа Мариам в душе очень удивилась, что муж выказывает ей такое доверие; впервые за всю их супружескую жизнь Масисян обратился к ней за советом, да еще по вопросу, в котором она мало что понимала.

—

Вам лучше знать, — ответила она мужу. — Кого вы считаете подходящим, того и пошлите.

Микаел, стоявший в сторонке, слышал этот разговор, и так как он давно искал повода предложить свои услуги, набравшись смелости, подошел к ага и сказал:

— Пошлите меня, господин.

Хозяин сурово взглянул на него и хотел было рассердиться, но неожиданно рассмеялся и сказал:

— Ах ты, щенок, а что ты знаешь, чтобы послать тебя?

— Я и по-армянски и по-русски умею читать, писать и говорить, — уверенно ответил Микаел.

— Ты?! Где ты научился?

— Я сам… самоучкой… выучился, — запинаясь, ответил Микаел, решив не выдавать своего учителя — Стефана.

И хозяин и госпожа Мариам были очень удивлены: для всех в доме было неожиданностью, что Микаел знал грамоту.

И тут же у госпожи мелькнула мысль воспользоваться этим предлогом, чтобы на время удалить Микаела из дому: ей уже давно не давала покоя мысль, как бы Рипсиме не пошла по стопам старшей сестры Нуне, которая убежала из дому с приказчиком отца и обвенчалась с ним в деревенской церкви.

— К чему искать другого, — проговорила она, — пожалуй, лучше всего послать Микаела. Он вырос в нашем доме, поедет — человеком станет.

— А есть у тебя русская книга? — спросил ага.

— Есть.

— Иди принеси, посмотрим, какой ты грамотей.

Вне себя от радости, Микаел опрометью бросился в свой чулан, даже забыв о том, что надо нагнуться, и со всего размаху ударился о притолоку. Он сильно ушибся, но, не обратив внимания на боль, достал ящик, набитый книгами, — заветный ящик, подаренный ему Стефаном, и вытащил одну из них. В эту минуту ему припомнились слова Стефана: «Читай, Микаел, побольше читай, тебе это очень пригодится в жизни». И вот сбылись его слова, думал Микаел; он горел желанием попасть в Москву, чтобы хоть одним глазком взглянуть на своего любимца.

Микаел принес книгу и с видом робкого ученика встал возле хозяина.

— Ну-ка почитай, послушаю.

Микаел читал бегло, без запинки, ага слушал внимательно, хотя не понимал ни слова.

— Ну, теперь напиши.

— А что написать?

— Ну, положим, тебе надо написать письмо к московскому приказчику: «На этот раз нами посланы двести мешков хлопка, частью американского, частью смешанного с местным. На тех мешках, где хлопок смешанный, имеются отметины. Не забудь об этом, когда будешь показывать товар покупателю, и постарайся продать его как американский». Ну, теперь прочти, что ты написал.

Микаел прочел.

— Ты написал про мешки с отметинами?

— Написал. — И Микаел снова прочел это место и робко заметил: — Ой, а вдруг покупатель вскроет мешок с отметиной, что тогда?

— Заткни глотку, щенок, мой московский приказчик не такой дурень, как ты, он свое дело знает… — рассердился ага и обратился к жене: — Вот ты говоришь — пошли. Ну, можно ли посылать такого дурня, все равно человеком не станет.

На самом же деле никакой хлопок не был послан — ни американский, ни местный, и никаких отметин на мешках не было. Господин Масисян диктовал письмо, дав волю своему воображению, в предвкушении очередной коммерческой сделки на московской бирже.