Золотой петух. Безумец
Шрифт:
Когда какой-нибудь крестьянин просил у него денег взаймы, Масисян прежде всего осведомлялся, откуда он родом, какая у него семья, имеются ли родители, дети, братья, живут ли они все вместе, или порознь, требовал перечислить всех по именам, допытывался, какое у него хозяйство, успешно ли справляется с делами, или терпит ущерб, для чего ему понадобились деньги. Если крестьянин просил ссудить ему денег, ну, положим, для покупки быка, Масисян заводил с ним длинный разговор о быках вообще, интересовался, какие заболевания бывают у рогатого скота, ну как, например, лечить быка, коли он объелся клевером и у него раздуло брюхо, какая порода быков предпочтительнее
Обманом вытянуть у Масисяна деньги было невозможно: самый ловкий плут не смог бы его провести.
Однажды вечером к нему на дом явился незнакомый пожилой господин, седой, с морщинистым лицом, в поношенной, но довольно опрятной одежде, и попросил ссудить ему некоторую сумму денег, которую он намеревался вложить в торговлю хлопком. Это был один из числа тех бедняг неудачников, которые, желая прожить честно и сохранить свою совесть незапятнанной, бессильны перед лицом зла и становятся жертвами прожженных плутов и обманщиков. Такие люди всегда жалуются на судьбу и все же не теряют надежды преуспеть, берутся за любое дело, пробуют все, но неизменно терпят неудачу. В обществе, где отношения между людьми осквернены, где господствует неправда, где, чтобы достигнуть успеха, надо лгать, притворяться, обманывать, — добродетель теряет свою силу…
Этот господин пришел к Масисяну вечером прямо на дом, так как знал, что в лавке им не дадут спокойно поговорить.
Масисян бывал особенно любезен с теми посетителями, которые приходили просить у него денег взаймы.
Масисян был один в своей комнате. Он сидел, поджав ноги, на тахте, перед узким окном, так как в комнате было очень душно. Около него стоял кувшин с водой и со льдом, из которого он прихлебывал. У него не было привычки вечером пить чай, а остальные члены семьи пили его либо тайком, либо когда бывали гости.
Тахта, на которой сидел Масисян, была покрыта куском грязного, истрепанного паласа. Хозяин был полуодет, архалук и ворот рубахи были расстегнуты, виднелась волосатая грудь. Ни шаровар, ни носков на нем не было. Зато на голове красовалась меховая папаха, которую он по привычке старых людей не снимал даже в церкви.
Когда вошел незнакомец, в комнате было темно, и Масисян приказал зажечь свет.
Застав почтенного купца в таком смехотворном виде, гость, однако, ничем не выдал своего удивления и, чтобы сгладить неучтивость хозяина, заговорил о погоде.
— Прямо задыхаешься от жары, ни малейшего ветерка. Вы хорошо сделали, что разделись, так будет прохладнее, — сказал он.
— Эх, сынок, — ответил Масисян (он всем говорил «сынок», независимо от возраста), — нужно благодарить бога: если бы не летний зной, никто бы не ценил весну; если бы не зимняя стужа, никто бы не ценил осень! Бог сотворил и хорошее и дурное, зло и добро, ночь и светлый день, богатых и бедных. Если б не было бедных, никто бы не знал цену деньгам.
Все рассуждения Масисяна обычно сводились к деньгам. Незнакомец почувствовал неловкость, когда речь зашла о деньгах, и изложил свою просьбу. Лицо Масисяна приняло деловое выражение, и он уже другим тоном, холодно спросил:
— Значит, ты хочешь торговать хлопком? (Масисян никогда никому не говорил «вы».) А ну скажи, что ты знаешь о торговле хлопком?
Незнакомец сообщил, что это дело ему довольно хорошо знакомо; во время гражданской войны в Америке (за освобождение рабов) он изрядно нажился на хлопке, но потом вдруг все потерял. А теперь он снова хочет попытать счастье.
— В торговом деле нужен ум, а не счастье, — внушительно произнес
Незнакомец ответил, что, полагаясь на свой опыт в торговле хлопком, он рассчитывает пустить в оборот деньги высокочтимого хозяина и извлечь немалую прибыль, потом добавил, что ему знакома большая часть деревень Е…ского уезда, где крестьяне разводят хлопок, что почти в каждой из этих деревень имеются мелкие предприниматели, которые скупают у крестьян весь промышленный хлопок; таким образом он собирается в одни руки, и не составит большого труда перекупить его и потом перепродать в городе крупным коммерсантам. Он возьмет на себя роль посредника между скупщиками и крупными коммерсантами и сумеет в течение года приумножить свой наличный капитал.
— Я вижу, что ты ровно ничего не смыслишь в этом деле, — сказал Масисян и принялся излагать свое мнение, чтобы вразумить своего собеседника. — Закупать хлопок из вторых рук — дело невыгодное, — сказал он, — эти мелкие торгаши все до одного обманщики, они сами норовят высосать все соки из крестьян и оставить только отжимки. Тот, кто хочет извлечь выгоду из торговли, должен обойтись без их посредничества и иметь дело непосредственно с хлопкоробами.
— Но ведь это очень хлопотно и трудно — иметь дело с бестолковыми мужиками, — возразил незнакомец.
— По всему видно, что ты очень наивный человек, чтобы не сказать больше, — с досадой произнес Масисян. — Как ты не понимаешь, бедняга, что деньги нужно выколачивать именно из этих глупых мужиков, а не из дьяволов-торгашей, от них ты никакой выгоды не получишь!
Нужно сказать, что слово «дьявол» на языке Масисяна имело особое значение. Под словом «дьявол» он подразумевал умного, искушенного, хитрого человека, — короче говоря, продувную бестию. Всех других он ни во что не ставил.
Масисян любил долго и обстоятельно поговорить, и если он почему-либо отказывал просителю, то уж на добрые советы не скупился.
Он тут же принялся рассуждать о наиболее выгодных способах торговли хлопком, объяснил, что не в его обычае ссужать деньги на такого рода предприятия, но что он охотно готов отпустить такие товары из своей лавки, которые пользуются спросом у крестьян: к примеру, дешевые ситцы, холст, всякую мелочь — женские украшения и прочее. Гораздо выгоднее менять на хлопок эти товары, чем платить наличные деньги. Надо только иметь смекалку, знать повадки крестьян, их нужды и потребности. У крестьянина мошна всегда пуста, товары он обычно забирает в долг, но бояться этого не надо, пусть берет то, в чем нуждается, он обязательно выплатит долг, не возьмет греха на душу, не присвоит чужие деньги. Дело в том, что, когда придет срок расплаты, он будет платить не деньгами, а натурой, иначе говоря — плодами своего урожая. К примеру, если он разводит хлопок, то заплатит хлопком. И вот тут-то и нужен «дьявольский» ум скупщика: по какой цене он всучит крестьянину ситец и сколько фунтов или пудов хлопка уговорится получить за этот товар. Таким образом, он убивает сразу двух зайцев: с одной стороны, может нажиться на ситце, который крестьянин вынужден будет приобрести по более дорогой цене, беря его в долг, а с другой — на хлопке, который на корню стоит гораздо дешевле. Ведь хлопок в глазах крестьянина не имеет большой ценности, пока он только посеян, не созрел и не убран с поля. Крестьянин продает плоды своего труда, которые он пожнет со временем, а труд его ценится тем ниже, чем более он нуждается в деньгах или в товарах.