Золотой плен
Шрифт:
– Милорд, что с вами? – беспокойно спросил Найал.
Бекет мгновенно вернулся к запахам пороха и конского пота. Хотел было отшвырнуть ленту, но тут раздался новый трубный зов, и он машинально запихнул ее вместе с письмом в карман.
– К оружию, друзья!
Полковник Бекет лорд Торн стремительно вышел из палатки.
Катье отерла взмокший лоб батистовым платком. Хотя солнце уже клонилось к закату, жара не спадала. Пыль забивалась во все поры; в тишине уныло цокали копыта по засохшей дорожной грязи. Еще несколько дней назад, когда разнеслась
Она сидела на жестких досках и вспоминала угрозы англичанина. Ну, теперь он ее вряд ли отыщет. Собралась она быстро, вещей взяла немного (главное – запрятанные на самом дне сундука осколки часов), даст Бог, доедет без лишних хлопот.
Подле нее калачиком свернулся Петер, взволнованный таким приключением.
– Мам, а зачем мы едем к дяде Клоду? Ты же его не любишь. А почему Мартен с нами не поехал? Я буду по нему скучать.
Катье обняла сына за плечи и ответила только на второй вопрос:
– И я буду скучать, мой милый, но кто-то же должен присматривать за домом.
Впереди шагал, ведя под уздцы Току, угрюмый детина – больше Мартен никого не смог сыскать в провожатые, хотя обегал всю округу. Даже маленькая смирная Тока его сразу невзлюбила – упрямилась, изо всех сил трясла головой. Он так дернул вожжи, что лошадка споткнулась.
– Эй, потише! – окликнула его Катье. – Она не приникла к упряжи.
– Зато я привык усмирять строптивых тварей, – проворчал тот.
Если кто и тварь, так это ты, подумала Катье.
– Мам, а далеко до дяди Клода? – опять подал голос Петер. – А Тока не обидится, когда я сяду на большого коня? Мартен говорит, что у дяди Клода много-много лошадей. Целых пять!
Катье засмеялась.
– Думаю, она не обидится, если ты будешь следить, чтобы ее холили и кормили как следует.
– А как же?! Мартен говорит, что настоящий рыцарь должен заботиться о своих лошадях. Мам, дядя Клод – настоящий рыцарь? Он меня научит скакать верхом? А ты будешь смотреть, как я учусь?
У Катье защемило сердце.
– Мне, сынок, придется ненадолго оставить тебя. Я должна навестить тетю Лиз.
Петер нахмурился и надолго замолчал.
– А почему, мам? – спросил он наконец. – Разве тетя Лиз не может приехать к дяде Клоду?
– Нет. Ей нужна моя помощь в Серфонтене. Помнишь, я рассказывала тебе про Серфонтен?
Он кивнул, придвинулся поближе и начал играть с тряпичной куклой, что смастерила для него Грета.
Пыль из-под колес повозки смешивалась с пороховой гарью, долетавшей с поля битвы. В глазах и в горле щипало от сажи и пепла, которые заволокли весь закатный небосклон.
Угрюмый детина оглянулся и что-то пробормотал. Катье тоже окинула взглядом дорогу – позади них она тянулась еще
Мальчик внимательно посмотрел на нее, потом вытянул шею из-за ее плеча.
– Мам, это кто? Мартен?
– Нет, солнышко. Я не знаю, кто это.
Она прищурилась: голубой мундир и что-то знакомое в посадке головы... Рулон!
Катье быстро пригнула голову сына, сама склонилась над ним и чуть приподняла нижнюю юбку: за подвязкой чулка она спрятала нож. Пальцы обхватили костяную рукоятку, но вытащить нож не смогли: он запутался в кружевах. Катье потянула на себя, но лишь разорвала оборку. Стук копыт уже отчетливо отдавался в ушах, и она как могла скрючилась в повозке, заслоняя собой Петера. Может, Рулон примет их за крестьян и проскачет мимо?..
Но он осадил коня прямо перед повозкой, едва не разодрав ему пасть. Спрыгнул на землю, так что оглушительно зазвенела привязанная к седлу кираса, и напустился на провожатого:
– Ну ты, дубина! Я же тебе приказал задержаться на развилке!
Тот с отсутствующим видом пожал плечами.
Парик графа растрепался и съехал набок, из длинных разрезов щегольского мундира торчит грязная рубаха. Вытянутое лицо искажено яростью.
– Как вы смеете отдавать приказы моим людям? – Катье гневно выпрямилась. Так, значит, Рулону было заранее известно о ее намерениях!
– Не вам меня учить! – прорычал граф, и пальцы его сжались в пустоте над ножнами. Крепко выругавшись, он выхватил из-за голенища кинжал и в мгновение ока приставил лезвие к горлу Катье. – А ну, вылезайте!
Его правое веко нервно подергивалось; он то и дело оборачивался, словно ждал кого-то. От ленивой грации придворного франта не осталось и следа: манеры покрыты копотью точно так же, как парик и одежда.
– Чего вылупился, скотина, битва проиграна! – Он снова глянул на дорогу. – Английский ублюдок Торн едва не захватил меня в плен! Ну, он мне еще заплатит!.. Но с этим придется обождать. Вылезайте, вам говорят!
Рулон схватил ее за накидку и грубо вытащил из повозки. Катье с трудом устояла на ногах.
– Мама! – Петер вскочил, сжал кулачки, готовый кинуться на озверевшего француза.
– Сядь на место, Петер!
– Эй, вы, не трогайте маму! – звонким, дрожащим голосом крикнул мальчик.
Рулон взмахнул кинжалом перед грудью Петера, срезав пуговицу на его сюртучке. Катье ахнула, а граф еще сильнее сжал ворот и хорошенько встряхнул ее.
– Велите своему сосунку не высовываться, а то заберу его с собой и продам туркам. В Венгрии белокурые ангелы нарасхват.
Она подняла руку, жестом приказывая сыну сесть. Чуть помедлив, Петер уселся в повозке, и слезы хлынули у него из глаз. Рулон ослабил хватку, и Катье стало чуть полегче дышать.