Золотой плен
Шрифт:
Гувернер неодобрительно поцокал языком.
– Мсье Пьер, вы уже забыли наши уроки?
Катье почувствовала, как напряглось у нее в руках тельце сына. Петер освободился из ее объятий и отвесил ей низкий поклон, расправив плечи и не сгибая головы. Затем наморщил лоб и произнес на одной ноте:
– Я рад, что ты благополучно добралась, мама.
– Не «ты», а «вы», – поправил гувернер.
У Петера чуть дрогнул подбородок, но он послушно повторил:
– Я рад, мама, что вы благополучно добрались.
– Ей-богу, это не
Гувернер потрясенно взглянул на нее.
– Что вы, мадам! Мсье Пьер – настоящий рыцарь. Он должен блюсти свое достоинство.
– Но ему всего шесть лет...
– Ему уже шесть лет, мадам, и он очень отстал для своего возраста. – Он поджал губы, повел узкими плечами. – Однако Его Высочество возлагает на меня как на воспитателя большие надежды.
Катье выпрямилась.
– Петер вовсе не отстал, – проговорила она, решив держать в узде свой нрав (будущее сына стоит того).
Гувернер поморщился, услышав фламандское имя.
– Его Высочество дал мне особые распоряжения, а вы всего лишь мать. – Он слегка встряхнул голубой сюртучок. – Теперь, если позволите, мадам, мы вернемся к нашим занятиям. Отпрыску столь знатного рода необходимо подобающее воспитание. – Он едва не поперхнулся словами, заметив ее потрепанное платье, и тут же перевел взгляд на Петера. – Продолжим, мсье Пьер.
Милое лицо мальчика, просиявшее при ее появлении, сразу погрустнело. Катье оторвала сына от пола и закружила по комнате.
– Я горжусь тобой, мое сокровище! – прошептала она, снова ощутив ком в горле.
– Мадам!
Она поцеловала Петера в лоб.
– Полковник Торн сказал, что ты у меня очень храбрый.
– Правда?! – радостно воскликнул Петер.
Она кивнула и опустила его на пол. Глазенки вновь заблестели, но, помня наставления гувернера, Петер отступил на шаг и учтиво поклонился. Она сделала ему реверанс и подмигнула, а он ответил чуть заметной улыбкой.
Гувернер распахнул перед ней дверь. Она обернулась на пороге.
– Увидимся утром, Петер. – И с вызовом поглядела на чопорного наставника.
Тот с достоинством поправил манжеты.
– В шесть утра мсье Пьер закончит утреннюю молитву. У вас будет несколько минут, мадам.
Катье кивнула и вышла.
За поджидавшим ее лакеем она последовала в недавно отделанное крыло замка. Мимоходом взглянула на себя в зеркало и увидела неопрятную, растрепанную белокурую женщину, а рядом с ней мраморный бюст римской богини (установленный в нише напротив, он отражался в зеркале). Катье невольно съежилась, однако усталость не позволила ей предаться унынию и всерьез позавидовать холодному совершенству божественных черт.
Слуга провел ее через анфиладу пустых гостиных, заставленных роскошной мебелью и увешанных старинными гобеленами. Наконец открыл перед ней двустворчатую дверь и с поклоном посторонился.
– Камеристка прибудет сию минуту.
Она вошла. Первая комната оказалась гостиной. Перед большим мраморным
Чересчур изысканная обстановка наводила уныние. На ножках столика примостились позолоченные херувимы, поддерживая пухлыми пальчиками мраморную столешницу. Выпуклый комод зеркально отражал пламя свечи в подсвечнике из редкостного дерева. Слабо пахло пчелиным воском. Цветастые парчовые шторы складками свисали с потолка до пола, напоминая вывернутые наизнанку бальные платья.
Катье провела пальцем по блестящему мрамору стола; на душе было неуютно и горько. Если сейчас закружиться по комнате, то эти густые краски и запахи обмотаются вокруг нее, как удушливый дым.
Все письма, написанные Клоду, все ее требования и унижения, все мечты о будущем сына, вся ложь, которую она наплела Бекету, – все для этого. Для этого!
Почувствуй! – приказала она себе, положив ладонь на гладкую поверхность. Почувствуй, как холод проникает под кожу вместе с ощущением надежности, безопасности. Вот что ты выторговала своими письмами, мечтами, своей ложью– холодную, безликую надежность.
Она зажмурилась. Прости меня, Бекет. Я только хотела, чтобы и ты был в безопасности. Ногти ее поскребли столик.
– Прикажете заново отполировать, мадам? – раздался сзади молодой женский голос.
Катье повернула голову. Камеристка в простом Голубом платье и белом передничке стояла в дверях; живое личико светилось улыбкой.
– Нет, – ответила она и, содрогнувшись, обхватила себя руками.
Девушка присела перед ней.
– Меня зовут Сесиль, мадам. Вам холодно? Не разжечь ли камин? А может быть, желаете немного отдохнуть? Ванну скоро принесут. А платье уже готово.
У Клода бал. Катье совершенно забыла о нем. Она с усилием улыбнулась.
– Не надо. Я не пойду на бал. Камеристка растерялась.
– Как не пойдете? Но мадам, ведь это приказ Его Высочества! – Она указала рукой на двери спальни. – Для вас приготовлено роскошное платье! Никак нельзя не пойти, мадам. Ой, какое у вас лицо, о чем вы думаете?