Золотой треугольник

Шнайдер Богуслав

Я вошел в ближайшую телефонную будку и набрал номер.

Огонек во тьме

— То и дело появляется какой-нибудь новый Джеймс Бонд и предлагает простейший способ решения проблемы наркотиков: например, взорвать маленькие фабрички героина и перестрелять всех, кто там работает. Покуда в Бирме сеют мак и получают из него опий, кто-то все равно будет вывозить его на рынок. Насильственные же акции ни к чему не приведут, — любил повторять Уильям Юнг, отличный знаток «золотого треугольника».

Я вспомнил его слова в вездеходе, принадлежавшем сельскохозяйственной организации, которая, опираясь на помощь

ООН, собиралась научить горцев разводить вместо мака столь же выгодные овощи и фрукты.

— Крестьяне всегда реалисты. Они умеют считать. Выращивание мака на опий выгодно только тем, кто побогаче, кто может позволить себе иметь несколько жен, и тогда при сборе урожая на них работает больше рук. Бедняк на маке не разбогатеет. Кроме того, мак — растение нежное: без влаги он сохнет, при длительных дождях гниет. В худшие годы доход подчас не окупает затраченных усилий, — старался перекричать рев мотора доктор Чалермон Сампата, доцент Чиангмайской высшей школы земледелия.

Вездеход карабкался от раскаленного Чиангмая к храму Дои Сутхеп, лежащему на тысячу метров выше. У поворота к летнему королевскому дворцу асфальт кончился: красную, как битый кирпич, тропу, всю в выбоинах, поглотил вечнозеленый лес. Возвышенность казалась пустынной и всеми покинутой, лишь изредка можно было увидеть следы топора на стволе или небольшую вырубку. Нигде ни души. Тем поразительнее выглядел здесь новехонький легковой автомобиль марки «мазда». И как только умудрился он так далеко проехать в низких зарослях по ухабам и жидкой грязи? В этом краю бездорожья он казался никому не нужной игрушкой.

— Это машина старосты деревни мео, — объяснил доцент, красивый, веселый мужчина лет сорока, которого сопровождала в этом турне симпатичная молодая женщина.

Я не видел никакой деревни.

— Она внизу, под холмом, — он показал в глубокую долину, где с большим трудом можно было разглядеть несколько домиков. Теперь ясно, почему староста оставляет машину под дождем, в джунглях: если бы он съехал вниз, ему не удалось бы выбраться оттуда до конца сезона дождей.

— Цивилизация не стоит на месте, — усмехнулся доцент. — Мео получают деньги за опий, чтобы превратить их в выхлопные газы. Меняют один чад на другой.

Нелепость покупки автомобиля в краю без дорог, причем именно «мазды» с капризным, дорогостоящим мотором, меня умилила:

— Для чего старосте автомобиль?

— Хочет, чтобы остальные видели, что это ему по карману.

Староста и его семья должны были долгие месяцы работать, чтобы сэкономить на машину (в пору сбора опия женщины и дети по шестнадцать часов в сутки гнут спину на полях мака). Хотя при редких поездках в Чиангмай или к родственникам он и сбережет несколько часов, все же я не думаю, чтобы приобретение такой машины принесло ему какие-то выгоды. Но разве в других местах не то же самое? Разве в Европе владельцы автомобилей не расплачиваются усталостью, спешкой, нехваткой времени, переутомлением? В деревне народности мео современный староста. Чиновникам он наверняка нравится.

Опытная станция Чангкхиан, цель нашей поездки, напоминала садовый участок, расположенный на лесной поляне. Между рядами низких зеленых кустов несколько девушек с мотыгами были заняты прополкой. На клумбах красовались желтые, красные и оранжевые цветы. В маленьком пруду цвели лилии. Теплиц здесь нет: в тропических горах, где температура зимой не опускается ниже пяти градусов, они не нужны.

Опытная

станция в тайских горах, где выращивают сельскохозяйственные культуры, которые должны заменить мак

— Цветы в борьбе с наркотиками действенней, чем полицейские дубинки, — заметил доцент. Я не мог понять, шутит он или говорит серьезно.

— Тогда почему вы не засадите цветами все горы?

— Мак тоже красиво цветет, — усмехнулся он и стал объяснять стратегию мирного наступления на наркотики. Горцы сажают мак не из желания причинить людям вред, а потому, что для них это подчас единственный источник доходов, причем нередко достаточно высоких. Вот почему необходимо найти что-нибудь более выгодное. К тому же в условиях перенаселения нельзя без конца выжигать лес. Вода смывает в долину землю, на месте поросших лесом склонов открываются голые скалы.

На этом невидимом фронте борьбы с наркотиками не происходит ни похищений, ни перестрелок. Ни один режиссер не создал бы фильма на такую скучную тему. Драматизм событий раскрывается лишь в сухом языке цифр.

За килограмм высушенного кофе крестьянин-горец может получить примерно столько же, сколько за килограмм опия. Причем один кофейный куст плодоносит шесть-семь лет. А на сбор урожая тратится меньше усилий, чем на трудоемкое надрезание тысяч маленьких зеленых головок мака. И возможности сбыта неплохие. Закупка кофе за границей ежегодно обходится Таиланду в десять миллионов долларов. Практика опытной станции и результаты, полученные в первых тридцати восьми деревнях, которым оказывает помощь ООН, свидетельствуют, что сорт «арабика» вполне приживается в здешних горах.

— Перемены приходят в горы на цыпочках. Горцы консервативны, как и все крестьяне на свете. Их деды и отцы с незапамятных времен сажали мак и получали опий. Пока крестьяне не убедятся, что новые растения выгоднее старых, они не откажутся от привычного и надежного заработка. И потому мы не должны сразу навязывать им много новых культур. С персиками у них дело наладилось. Надеемся, что по качеству фруктов мы со временем сможем конкурировать с Тайванем и Калифорнией.

Высокие доходы приносит и клубника. Но кому ее продавать? Жители Таиланда, чья земля дает богатый урожай десятков видов тропических фруктов, не слишком в ней заинтересованы. Консервный завод будет рентабелен, лишь когда урожай достигнет 100–200 тонн. А что делать, пока опытные грядки превратятся в плантации? Кормить клубникой поросят? Ведь до полной эксплуатации завода пройдет десять, а то и двадцать лет. Но кто будет платить горцам все это время?

В Бангкоке продаются привозные яблоки — по 55 центов за штуку. Если бы горцы научились выращивать карликовые яблони и продавали яблоки торговцам хотя бы по 15 центов за штуку, они получали бы с каждой яблони самое малое 30 долларов.

А семеноводство? В низменностях Юго-Восточной Азии неплохо произрастают и некоторые сельскохозяйственные культуры умеренного пояса, но в тропиках они не дают качественных семян. В горах же Северного Таиланда для семеноводства идеальные условия. На участке, равном примерно 0,4 гектара, уже через три месяца после посева можно собрать семена различных овощей и цветов примерно на 625 долларов. Причем эти семена отличаются еще и высоким качеством, поскольку нежелательного опыления почти не происходит. Неудивительно, что к результатам, которых добивается опытная станция, проявляют живой интерес семеноводческие фирмы всего мира.