Золотой тюльпан
Шрифт:
Я поклялся, что больше не повторю такой ошибки. Конечно, вы появились в моем доме совсем при других обстоятельствах, но тем не менее...
— Понимаю.
— Я вам очень сочувствую, и если вдруг вы окажетесь в затруднительном положении, всегда можете рассчитывать на нас с Катариной.
— Я очень ценю ваше участие.
После разговора с Вермером Франческа несколько приободрилась. Перед обедом она познакомилась еще с тремя дочерьми Вермера: Марией и Алидис, которые утром навещали подруг, и Трид, только что вернувшейся из школы. Девочки болтали без перерыва и не испытывали ни малейшего смущения. Все они были жизнерадостными,
— Если вам понадобится смешать краски, — с готовностью предложила Мария, — мы с Алидис знаем, как это делается, Трид тоже учится.
Алидис согласно кивнула, встряхнув каштановыми кудрями, а на ее смеющемся личике появились очаровательные ямочки.
— Мы — большие знатоки в этом деле, особенно, если вы отдаете предпочтение желтым, голубым, серым и белым тонам, как наш отец.
Из столовой вышла Катарина, и Франческа вспомнила, что портрет, который она видела в мастерской, был написан именно в этих тонах.
— А разве вашему мужу не нравится использовать всю палитру?
— В своих ранних работах так и делал. Он дважды писал мой портрет в красном одеянии, но теперь Ян предпочитает более мягкие тона, особенно желтый.
Когда они вошли в столовую, Франческа сразу же узнала камин и стены, обитые кожей с позолотой, которые она видела на портрете в мастерской. Над креслом висел все тот же морской пейзаж. За обедом Катарина сказала, что сначала Виллем де Хартог договорился, что Франческа будет жить у соседей Вермеров.
— Это было бы очень удобно для вас, Франческа. Мы очень удивились и разочаровались, когда вчера сюда явилась фрау Вольф и сообщила, что теперь она будет нести за вас полную ответственность.
Ян поддержал жену:
— Хорошо, что это не так далеко от нашего дома.
Катарина ободряюще улыбнулась Франческе:
— Мы надеемся, что вы будете проводить с нами свободное время.
— Буду очень рада. Как хорошо, что в этом доме у меня есть друзья.
Этим же днем Франческа начала работать. Она решила написать вид на рыночную площадь, которая была хорошо видно из окна мастерской. Ян принес для нее маленькую деревянную подставочку и стал наблюдать за ее работой. Время пролетело незаметно, и уже было пора возвращаться в дом Гетруд.
Ян проводил Франческу через гостиную, которая была скрыта от посторонних взоров за двойными дверями, поэтому Франческа ее не заметила утром. Теперь она с удивлением отметила, что эту комнату скорее можно было бы назвать залом для музицирования. В конце комнаты стоял большой красивый клавикорд с фигурной крышкой. Рядом с ним была виола да гамба, а на стене висела лютня. В другом конце комнаты находилось два верджинала, на одном из которых лежала гитара. Франческа с радостным удивлением посмотрела на Вермера.
— Я вижу, в этом доме любят пе только живопись, но и музыку.
— Да. А вы играете?
— На верджинале.
— Тогда можете присоединиться к нашим семейным концертам.
— С большим удовольствием.
Франческа задержалась, чтобы рассмотреть еще один портрет Катарины. Сюжет был тот же — женщина, читающая письмо. Но сама атмосфера картины была совершенно иной. Катарина была на последних месяцах беременности, на ее прекрасном лице светилось спокойное достоинство. На Катарине был одет жакет из голубого шелка, завязанный лентами, он свободно струился по располневшей
— Вот видите, — сказал Ян, — моя женушка позирует мне даже во время беременности.
— Она мне рассказывала.
— Я назвал картину — «Женщина в голубом, читающая письмо».
Франческа внимательно изучала картину.
— Я понимаю, что вы хотели изобразить. Эта женщина только что получила письмо от находящегося вдали от дома мужа. Может быть, он отправил его из какого-нибудь порта в чужой стране. Или же он поехал по делам в один из отдаленных городов Голландии. Но где бы ни был ее супруг, он непрестанно думает о своей жене, носящей под сердцем их первенца. Женщине очень одиноко, и ее муж об этом знает. Даже стул на переднем плане справа как бы служит барьером между ней и зрителем. И все же женщина счастлива, потому что получила письмо с выражением надежной супружеской любви.
Ян некоторое время помолчал.
— Что я могу сказать? Именно это я и хотел показать, а вы очень тонко передали мои мысли. Когда я рассказал Катарине о задуманной картине, она принесла все любовные письма, которые я написал ей во времена жениховства. Каждый день она перечитывала по одному письму.
Франческа почувствовала, как у нее защемило в груди от горького чувства одиночества. Она тихо сказала:
— Наверное, вы с Катариной написали друг другу очень много писем.
— Да, так оно и есть. Для нас эти письма были очень важны, когда казалось, что нам никогда не позволят пожениться. Наши семьи возражали против этого брака. Мне был двадцать один год, и я только что закончил обучение и стал членом Гильдии. Денег у меня не было, и ничто не предвещало, что вскоре они появятся. Катарина принадлежала к богатой католической семье, а я был кальвинистом и сыном трактирщика. Отец совсем не хотел, чтобы я женился так рано. Положение казалось безвыходным.
— И как вам удалось все преодолеть?
— Мои родители в конце концов сдались, когда поняли, как сильна моя любовь к Катарине. Ее мать сменила гнев на милость, когда за меня стал перед ней ходатайствовать мой мастер.
— Тогда неудивительно, что вы с таким пониманием и участием отнеслись к моим проблемам.
— Ничто не ново под луной, не так ли?
— Думаю, вы правы, — улыбнулась в ответ девушка.
За двойными дверями Франческа обнаружила терпеливо поджидавшую ее Клару. Та пристроилась на одном из обитых голубым шелком стульев, украшенных резьбой в виде львиных голов. Кларе не терпелось обо всем расспросить Франческу, и она ни на минуту не замолкала по пути домой.
Вечером после ужина Франческа удалилась в свою комнату, чтобы написать еще одно письмо Питеру. На сей раз она рассказала ему всю правду. Затем написала отцу и сестрам. Поделившись впечатлениями о семье Вермеров, Франческа подробно описала картину Фабрициуса, изображавшую прикованного цепью щегла. Это должно было послужить отцу сигналом. Девушка воспользовалась в письме той же символикой, к которой было принято прибегать в живописи. Отец, конечно же, поймет, что прикованная птица — это она, Франческа, а он сам выступает в неприглядной роли того, кто ее приковал. Это должно тронуть чувствительную душу Хендрика больше открытых жалоб и недовольства.